Но чем ближе к Куликовому полю, тем люди встречались все чаще и чаще. Сначала двое-трое, потом группка из десяти человек, потом ручеек прохожих, потом поток людей и, наконец, огромная масса людей перед входом на КП. Море людей!

И люди все шли и шли. Трамваи и троллейбусы не ходили. Машины останавливали и не пускали в район Куликова поля километра за два. Добраться можно было только на маршрутках или пешком. И люди шли пешком. Со всех районов, через весь город.

С цветами шли, со свечками, с бережно прикрытыми яркими полотенцами корзинками, в которых были пасочки и крашеные яйца.

Молодежь шла, родители с детьми шли, на колясках везли совсем крошечных деток. Уверенно вышагивали люди среднего поколения, медленно семенили старички и старушки.

Город шел на место памяти! На место гибели своих земялков-одесситов!

И так на место гибели и не попал. Не пустили. Власть не пустила. И силовики. Из-за якобы заминированного КП.

Естественно никакого минирования не было. Никто никакие мины и не думал искать. За ленточками и за спинами силовиков в малиновых беретах на газонах парка среди акаций и елей вальяжно валялись камуфляжные всушники и азовцы. Жрали, бухали, курили, ржали, устраивали себе пикники, разбрасывали вокруг себя мусор, травили с ментами анекдоты, демонстративно плевали в сторону идущих одесситов или смотрели на них исподлобья с ненавистью и страхом.

Но одесситы их не замечали. Для них все эти камуфляжники были пустым местом. Иногда только мужики кому-то по телефону рассказывали в голос: «Да пи..ц, бля! Нагнали сюда всяких ублюдков и пидарья! Совсем ох…ли! Х…ли они тут нам нужны!» И какая-то мама своей дочке лет двенадцати поясняла: «Нет, Лизок, это не защитники, это – оккупанты. Запомни – оккупанты!»

Чувства страха не было вообще. Люди излучали мощнейшую энергию единения и силы. Словно это не город был с незнакомыми жителями, а одна единая семья. Семья, готовая порвать за каждого рядом стоящего. Потому что каждый там был – свой, наш. Не зависимо от статуса, возраста, внешнего вида. Член большой семьи. Складывалось впечатление, что вот сейчас поставь напротив этих людей танки с направленными дулами, и люди пойдут на эти танки и пойдут на эти дула.

Одесситы встречались глазами, задерживали друг на друге взгляды, заговаривали друг с другом, рассказывали о впечатлениях, корректно расступались перед теми, кто еще не возложил цветы, делились питьевой водой. И так же дружно гнали провокаторов-свидомитов. А такие были. Сначала парочка, мужик с теткой, решили перед камерой взбаламутить народ. Ровно через две минуты криками «посмотрите, у этой суки даже носки с украинской вышивкой» они были освистаны и бегом ретировались с КП. Минут через пятнадцать народ вытолкал еще одну жирную тетку, орущую «я одесситка в четвертом поколении! Я пришла вам рассказать правду! Вы – жертвы путинской пропаганды!». «Пошла в жопу, корова! – неслось ей в ответ. – Какая ты одесситка? Предательница ты! Вон из Одессы, тварь!» Тетка даже истошно заорала «полициииияяяя!», но рядом проходящие двое ментов переглянулись между собой, ехидненько улыбнулись и сделали вид, что не услышали.

Но больше всего досталось какому-то дохлому плешивому журналюге с канала «Зик». На украинской мови он решил поучить одесситов едыноукраинству. Колоритные одесские дамы тут же каким-то образом ухитрились вцепиться в его лоснящиеся жиром патлы, и, если бы не мужики, широкими плечами вытолкавшие львивского провокатора в сторонку, пару раз незаметно наподдав ему под дых, ходить бы ему с расцарапанной мордой.

Среди толпы слышалась немецкая и польская речь. А в уголочке кафе с букетом цветов стояла мусульманская семья: пожилая и молодая женщина в хиджабах и две маленькие девочки. Они тоже жаждали попасть на КП и возложить цветы в память о погибших, потому что они тоже – наши, тоже – одесситы.

День памяти отмечали даже водители маршруток. По-своему правда, но все же. Когда некий пьяный шарамыжник заявил водителю, что у него бесплатный проезд, потому что он участник войны, водитель опешил и выдал: «Какой войны? Тебе лет то сколько? И для Великой Отечественной, и для Афганской ты слишком молод». И дальше понеслось:

— Да я три дня назад из АТО вернулся! Да ты должен меня бесплатно возить! Да я за вас кровь проливал!

— Иди нах…й, атошник! Я тебя просил за меня кровь проливать? Плати давай, хрен вонючий!

Закончилось все это дракой. На остановке водитель выскочил из «Богдана», за щкирдяк вытащил из салона пьяного атошника, избил его до крови из носа, вскочил в машину и повез своих пассажиров дальше. А салон удовлетворительно хмыкал и скандировал: «Так его падлу! Ишь, хозяин жизни. Теперь надолго Одессу запомнит!».

Да, они надолго запомнят Одессу. И Одесса их тоже запомнит. Надолго. Навсегда!

Злые сегодня одесситы. Злые, суровые и уверенные в своей правде.