— Близко не подходили, чтобы не шуметь. Захватчики рассыпали по проходам здания битое стекло, чтобы было слышно, когда кто-то идет. Нам было важно выяснить сколько их, чем они вооружены.

Уже тогда мы понимали, что шансов сохранить заложникам жизни крайне мало, и были готовы к тому, что нас взорвут вместе с ними.
Среди нас была медработник Татьяна Урюпина. Пока бойцы занимались разведкой, Татьяна готовила ужин из консервов и сухпайка. Мы под разными предлогами пытались выгнать ее из подвала, но она отказалась.

Был среди нас и подполковник Вадим Расщепкин, у которого закончился контракт. Он мог уйти домой в любой момент, но он этого не сделал.

— Неужели не было другого пути в здание?

— Один из моих замов — Сергей Владимирович (он получил Героя России за «Норд-Ост», но его фамилию мы не называем, така как он — до сих пор действующий сотрудник ФСБ, — авт.), предложил мне и начальнику отдела Управления «Альфы» Александру Михайлову разведать подходы к залу через крышу.

Три полковника поднялись туда и сразу попали в объектив телеканала, что вел с улицы прямую трансляцию. Увидев спецназ на крыше, террористы заявили, что расстреляют каждого десятого в зале. Мы спустились.
Сложная была ситуация: нам надо было понять, как устроены проходы, и не попасть в прицелы ружей и видеокамер. Решать проблему пришлось с инженером здания. С ним поехали на аналогичный объект.

В доме культуры «Меридиан» на Профсоюзной улице изучили каждый поворот, каждое окно. Во время штурма мы должны были действовать очень быстро, в полной темноте. Когда вернулись, к нам в подвал спустилась другая группы со свертками, в которых были баллоны с газом.

26 октября, около 5 утра они заправили этим газом нагнетатель, и тот стал подавать смесь в зал театра, где сидели шахидки с бомбами. Они сразу отключились.
Антидот кололи прямо сквозь одежду
— Как проходил штурм?

— Почти сразу по рации прозвучала команда «всем подразделениям — штурм». В здании выключили свет. Снайперы с помощью бесшумного оружия с оптикой ночного видения уничтожили со сцены сидящих в зале террористов.

Руководителю отдела Управления «Альфа» Юрию Николаевичу Торшину (он погиб в 2016 году, — прим. авт.) досталось самое опасное направление: второй этаж, где был кабинет, в котором главарь банды Бараев давал журналистам интервью. Торшин одним из первых ворвался в здание через центральный вход, был ранен.

Сначала спецназ рванул налево, но оттуда в них полетели гранаты. К счастью, они оказались наступательными, с небольшим разлетом осколков.

Пока уничтожали бандитов ответным огнем, другая группа ворвалась в зал по правому коридору. Оттуда нам навстречу, пошатываясь, уже выходили заложники.

— Что увидели в зале?

— Горели фонари. Было видно лишь сцену и первые ряды. Зрители сидели в креслах с закрытыми глазами, с белыми лицами, как у восковых фигур. У многих была закинута голова, и открыты рты. Первая мысль: надо же — все напрасно, они всех уже убили.

С облегчением вздохнул, когда услышал, как кто-то из зрителей всхрапнул. Вспомнил, что нас предупреждали, что в зале могут все заснуть, но минут через 40 проснуться.
Стекла на противогазе запотели, я сорвал его с лица, стал колоть спящим через одежду антидот. Каждому из нас выдали по 3–4 шприца. Мы вытаскивали мужчин и женщин в коридор. Клали их на пол. Даже кому-то из наших от газа стало плохо — потерял сознание. Дали команду — бить в коридорах стекла, чтобы появился сквозняк.

Учительница спасла всех своих детей
— Сами надышались?

— Все надышались. Но меньше всех дети, хотя они были на втором этаже, где концентрация газа была максимальной.

Их учительница, которая проходила занятия по гражданской обороне, рассказала им как себя вести при штурме: ложиться лицом вниз на пол, голову закрыть полами одежды, и дышать через мокрое нижнее белье. Никто из учеников этого класса не погиб.

— Сколько длился штурм?

— Надо было преодолеть 30–40 метров. Рывок и бой с террористами длились не больше 5 минут. Они не успели взорвать бомбы. Еще 40 минут специалисты разминировали зал, боялись туда пустить врачей: все взрывные устройства были соединены между собой.

Опасались, что бомбы подорвут с улицы подельники террористов. Мы продолжали вытаскивали в коридоры спящих, а на улицу их выносили уже медики и военные.
От пуль заслонил святой Георгий
— Страшно было?

— Каждый раз бывает страшно. Но я руководитель, и больше всего боялся подумать о том, как я буду смотреть в глаза семье своего погибшего бойца, если спрячусь за его спиной.

С нашим подразделением всегда находится священник. Он каждый раз с молитвой повторяет, что нашими руками творится возмездие, добро, а мы наказываем зло. И мы в это верим, идем на штурм с молитвой.
— В бою бывают необъяснимые ситуации?

— Через два года в Беслане у меня на глазах погибли 10 наших бойцов. Бой в школьном коридоре был жестокий. Сначала перед нашей группой взорвались две гранаты Ф-1. Один из моих замов (он получил героя России за «Норд-Ост», — прим. авт.), прокричал «граната-граната», и метнулся налево, за угол, но ногу убрать не успел. Ее поразили 27 осколков. Другой мой начальник отделения рванул направо, но получил 7 осколков.

Я шел в пяти метрах от них — ни одной царапины. За спиной у меня был Роман Касатонов, он держался рукой за раму окна — получил пулю в грудь. Насмерть.
А я перед собой видел какое-то белейшее облако в воздухе. За ним беззвучно мигали три огонька: что побольше — ручной пулемет, и два поменьше — автоматы. Я не слышал звуков выстрелов, но понимал, что стреляют в меня. Упал на спину, для упора раздвинул ноги, и короткими очередями по два-три патрончика послал в ответ. Потом перекатился в школьный класс.

— Что за облако было?

— Описал это все одной бабке ясновидящей. А она мне говорит, между тобой и бандитами встал святой Георгий Победоносец и собой закрыл от осколков и пуль. Я ее спрашиваю, а почему же ранило в ноги моих сослуживцев, Романа за моей спиной убило? А бабка на себе показала, где у святого плащ заканчивается.

Чудеса на этом не закончились. Через какое-то время смотрим, а на нас бежит по коридору мужчина. Мы ему кричим, а он не останавливается. Пришлось стрелять на поражение. Он как упал, сразу взорвался. Это «живая бомба» была.
Если погибает хоть 1 заложник, операцию удачной не называют
— А если бы на Дубровке не применили газ, там был бы тоже такой бой?

— Там бы было все страшнее. Нам даже запретили при штурме пользоваться гранатами. Там было столько взрывчатки, что на месте театра остался бы только котлован, а соседние дома получили разрушения.

— На общем снимке награжденных вы рядом с президентом Путиным. Он вам что-то сказал?

— Просто поблагодарил меня с товарищами за службу. Сфотографировались вместе на добрую память.

— А заложники?

— Помню как нас обнимали освобожденные пассажиры самолета в Тбилиси еще в 1983 году. Это были искренние пожелания. На Дубровке такого мы и не ждали. Слишком много погибло людей.
А нас учили изначально, что если во время штурма погибает хоть один заложник, то признать такую операцию хорошей мы просто не имеем права.

Справка «КП»
Виталий Николаевич Демидкин — настоящая легенда спецназа. Начинал работать фельдшером на «Скорой помощи» в Люберцах, потом был призван в армию. После демобилизации — школа КГБ, что дала «путевку» в спецподразделение антитеррора «Альфа».

Первое задание — освобождение заложников в аэропорту Тбилиси, потом еще десятки опасных командировок. За его широкой спиной захват 8 шпионов, спецоперации в Афганистане, Чечне, Буденновске, «Норд-Осте» и Беслане…

На каждое задание Демидкин собирался, понимая, что завтра может не вернуться домой, где его ждала жена и двое сыновей. Но повезло: почти за 30 лет службы только осколочное ранение руки и контузия.

За освобождение заложников в Буденновске Демидкин был награжден медалью Суворова. За штурм театра на Дубровке — орденом «За заслуги перед Отечеством». За Беслан — орден Мужества (а первый еще в 2002 году за операцию в Чечне).