Оленевод Кундагаев вбежал в чум:
— Срочно собирайтесь, однако! Солдаты едут!  Шибко-шибко!
Но сбежать Кундагаевы не успели. Из подъехавших машин выпрыгивали бойцы ОМОНа и Национальной гвардии. Они шли по стойбищу, выгоняли из чумов людей, сгоняли их в кучу. Злобные овчарки рвались из рук конвоиров и пытались броситься на людей. Когда был найден и отловлен последний житель, людей погнали вперед.
— К железнодорожной станции ведут, однако, — подумал Кундагаев. Увозить будут. Депортация!
Родное стойбище Кундагаево было не единственным, куда нагрянула беда. Над Чукоткой и Бурятией, Эвенкией и Корякией, Якутией и Камчаткой стояли плачь и стоны. На станциях забивали людьми бесконечные эшелоны.
— Куда везут? Скажи, начальник, моя очень-очень просить – Кундагаев умоляюще смотрел на солдата.
— В Крым, — сказал сержант и тяжелая дверь товарного вагона с грохотом закрыла солнце.

Крым! Не была слова страшнее. Страна, где никогда не бывает снега, не бегают олешки, не растет сладкий ягель, а в море не водятся моржи и тюлени. Дети Кундангаева  подавленно молчали, жена тихо плакала:
— Мы не сможем там жить. У нас нет летней одежды, у меня нет бикини. Мы умрем там.
Вот за забранными решетками окнами вагона промелькнули Тында и Красноангарск, Красноярск и Новосибирск, Омск и Тюмень. На 15-е сутки эшелон подошел к Керченскому мосту. Люди со страхом смотрели вперед — до сих пор в сердцах у них теплилась надежда: может все же их везут не в Крым, а на Таймыр или в крайнем случае в Карелию…
Стук колес похоронил их надежды. И как только первый вагон съехал с моста на крымскую землю, над эшелоном пронесся дикий крик горя и безнадежности. Они в Крыму!
В Керчи шла сортировка.
— Тааак, — офицер внимательно разглядывал документы, — Кундагаев значит? Жена, трое детей. Местом поселения для вас определена Феодосия.
— Начальника! Нельзя Феодосия. Джанкой давай, Симферополь, Бахчисарай.
— Феодосия не нравится? – с ядовитой улыбкой спросил офицер. — Может, ты в Ялту хочешь?
Кундагаев побледнел. Одно название этого города вызывало ужас.
— Не надо Ялта! Не надо! Феодосия давай.
Кундагаев с семьей стояли на берегу и смотрели на синюю гладь моря. Ноги жгли раскаленные камни, кожа на оголенной спине покрывалась волдырями ожогов. Он подошел к воде и положил руку на камень, надеясь почувствовать холодную ласку воды. Волна накрыла его ладонь и Кундагаев со стоном отдернул ее  – вода оказалась предательски теплой.
— Боже мой, — шептала жена, — разве тут можно жить?
— Привыкай, — обреченно ответил ей Кундагаев, — теперь мы крымчане.