Это мой старинный приятель Миша (он-же Моня), с которым съели в детстве не один пуд конфет одесской кондитерской фабрики имени Розы Люксембург, где работала технологом Монина мама, играли в казаки-разбойники, пекаря, футбол, шли на разборки в соседние районы, организовали групповой побег из пионерского лагеря, за что были исключены из него с последующей отправкой к моей бабушке на дачу, что была на Каралино-Бугазе, на перевоспитание (этакий аналог строгого режима), потом были дискотеки, первые девушки, первые аккорды на гитаре, первые бокалы вина, первая несчастная любовь обоих к одной девушке и первые пробные поиски смысла жизни и себя в ней.

И вот я приехал встретить Моню. Моня погрузнел, облысел, ходит по-матросски враскачку, но синие глаза так и остались с хитринкой, сволочные и вид весь радостный, от него за версту сдобно пахло безграничным счастьем! Узнали друг друга, обнялись, сразу повез его к родителям, где ждали родные, друзья.

....Через три дня Моня улетал назад, в Копенгаген. Глаза были уставшие, потухшие.

- Андрюха, заглядывай к моим.Мама совсем старенькая. Может чего ей надо будет.

- Да, Монька, конечно. Мы с ней перезваниваемся часто и забегаю иногда, в поликлинику там отвезти или базар сделать...

- Да-да, знаю, мама говорила. Спасибо тебе.

- Брось, Миша. Я сказал к тому, чтобы ты не волновался...

Стояли, молчали. Моня мялся, было видно, что не решается что-то сказать.

- Слушай, Андрей, что они с городом сделали? Я в первый раз ощутил, что возвращаться мне больше некуда. И так х@ево на душе стало. Они испоганили, украли у меня мой Город, мою Родину, мою Одессу! А ведь я возвращаться хотел, хотел тут бизнесом заняться и так счастлив был этой мыслью, жил ею!

Я молчал.

- А телевизор этот ваш, эти новости. Ведь это просто ад! Как вы живете?

- Вот как в аду и живем, Моня.

- Даааа...

Объявили посадку и одессит Моня навсегда улетел из Города, которого больше нет.

А я поехал домой по улицам.Чужим улицам чужого города, по привычке всеми называемого Одессой.