— Мария Владимировна, какие цели вы ставите перед собой на своем посту? Согласны ли с тем, что вам удалось изменить восприятие МИД в стране и мире, увеличить его популярность?
— На любой должности я ставила основной целью качество выполнения своих функциональных обязанностей. Менялись направления работы, менялась даже география, а цель оставалась той же. Так получилось, что я всегда была связана с информацией, с работой пресс-служб, со связями с общественностью и т.д. Качество работы нужно оценивать не мне, а коллективу, в котором я работаю, профессионалам, экспертам. Мне кажется, что-то удавалось сделать — запускать новые проекты, модернизировать и оптимизировать работу, то есть идти не экстенсивным, а интенсивным путем. В то же время всегда хочется большего. Каждое время требует новых тенденций и новых целевых задач. С ними и работаем.
— Сравнения с Дженн Псаки раздражают?
— Вообще не раздражают. Я воспринимаю их как такие упрощенные журналистские клише: людям всегда удобней воспринимать что-то в сравнении с чем-то, особенно в той сфере, где им многое незнакомо. Отношусь к этому с пониманием, потому что прекрасно понимаю работу журналистов и, главное, форму и восприятие информации современной массовой аудиторией.
— Есть мнение, что руководство РФ отдает внешнеполитическим интересам страны безусловный приоритет в ущерб внутренней ситуации, в первую очередь речь идет об экономике…
— Я с этим никаким образом не могу согласиться, потому что все это время основной задачей внешней политики России было отстаивание соответствующих интересов как государства в целом, так и российских граждан в частности. Есть, безусловно, критические моменты, когда реагирование, в том числе на то, что происходит вовне, в сфере международных отношений, должно быть принципиальным, потому что это затрагивает основы российских подходов. Мы все прекрасно понимаем, что и санкционное давление, и эти бесконечные попытки призыва к изоляции России жизнь нашу не облегчили. Но нужно аналитически подходить к этому вопросу. Это отнюдь не было ответом на какие-либо российские подходы и шаги, это продуманная целенаправленная политика, которая началась несколько лет назад и в дипломатической литературе имеет четкое определение — политика сдерживания. Это первый очень важный момент.
И второй момент связан с тем, что каждая страна на протяжении своей истории так или иначе испытывала на себе давление извне, подвергалась какому-либо внешнему сильному воздействию на разных уровнях. Это историческая закономерность, потому что интересы у всех государств разные. Конечно, в том числе благодаря дипломатии удается сглаживать различия в подходах, не усугублять эти противоречия, но, безусловно, возникают исторические моменты, когда пересечение интересов превращается в серьезное противостояние.
— Вы сказали про давление извне. Считаете ли вы, что Россия ведет войну или что ей объявлена война? Речь идет о любых формах — гибридная, информационная, санкционная.
— Думаю, что в состоянии войны мы не находимся, а находимся в условиях колоссального давления на нашу страну с целью продвижения собственных интересов определенной группы стран. Вот это очевидный факт. Многие говорят об информационной войне. Понимаете, война предполагает ведение боевых действий, пусть даже виртуальных, с обеих сторон. Мне кажется, это больше похоже на агрессию и на противодействие ей.
— Как вы оцениваете перспективы дальнейшего развития ситуации в Донбассе?
— У нас и у всего мира есть четкий план, альтернативы которому нет. План этот называется «Минские договоренности». Он многократно подтвержден на различных уровнях официальными представителями самой Украины и государств, имеющих влияние на соответствующие стороны. Вопрос на сегодняшний момент упирается только в ту самую вещь, с которой и начался конфликт — нежелание официального Киева вести какой-либо диалог с представителями Донецка и Луганска, с теми людьми, которые являются гражданами этой страны и хотят жить в ней, если их мнение будут уважать. К сожалению, опять пришли к тому, с чего все началось, потеряв огромное количество жизней и много времени — а Украина была откинута далеко назад в экономическом и социальном плане. Сейчас это уже вопрос не российский, а исключительно наших западных партнеров, которые должны, пытаются, но у них это не получается, оказать соответствующее воздействие на Киев для движения вперед. Собственно говоря, вот этому и были посвящены последние переговоры, состоявшиеся в Париже в «нормандском формате», между министрами иностранных дел. Все будет зависеть от того, насколько западные спонсоры будут влиять на Украину. Мы же знаем, что правительство Украины состоит из иностранных граждан, граждан западных государств. Хотя, возможно, у западных государств влияния на Украину уже нет и Киев просто перестал их слушать. Задумайтесь: несмотря на то что киевские власти продолжают всячески изничтожать собственных граждан, многомиллионные транши из-за рубежа продолжают поступать в украинскую казну. По большому счету Запад выдает средства, одобряя тем самым политику Киева, заключающуюся в издевательстве над собственным народом.
— А что касается мирного урегулирования в Сирии и роли России в нем?
— Ситуация здесь такова: конфликт длится уже много лет, его происхождение хорошо всем известно. К сожалению, все то, о чем предупреждала Российская Федерация три-четыре года назад, было реализовано, несмотря на наши призывы принять все меры для того, чтобы ситуация не деградировала до сегодняшней. Только в прошлом году, когда сложился целый ряд факторов, не теоретическим, а исключительно практическим путем страны западного мира и страны региона пришли к выводу, что их прежняя политика, а именно поддержка одной из конфликтующих сторон внутри Сирии, смена режима, моделирование ситуации с будущим страны извне — тупиковый путь. Среди факторов, заставивших западных и ближневосточных игроков пересмотреть свою позицию, можно выделить несколько. Первое: это, конечно, потоки беженцев и миграционный кризис, огромной волной накрывший Европу.
Второй фактор — это международный терроризм, хотя он развивался там и наращивал силы и мощь уже несколько лет. Крупнейшие за последние годы теракты, которые произошли в Европе в конце 2015 года, не оставили никаких возможностей европейцам далее отрицать наличие таких факторов, как ИГ и «Джебхат ан-Нусра», в современных международных отношениях.
Было еще множество факторов, сделавших невозможными дальнейшие игры Запада и ряда стран региона на сирийской территории в тех же масштабах, в которых они велись до этого. И на смену призывам о том, что Асад должен уйти, пришли здравые мысли, которые были заимствованы из выступлений российских представителей двух-, трехгодичной давности — о необходимости запуска мирного процесса, о содействии диалогу между Дамаском и оппозицией. Благодаря усилиям, в том числе и России, был запущен венский процесс, который затем оформился в Международную группу поддержки Сирии, и уже с января этого года был впервые запущен на женевской площадке хотя и не прямой, а, используя английский термин, proxy dialog между Дамаском и оппозицией. Этому предшествовала титаническая работа по сбору сирийской оппозиции, встречи с которой проводились и в Москве. То есть все это стало возможным благодаря многолетней работе, которую Россия проводила, несмотря ни на какое давление Запада, по сирийскому вопросу.
Также запущен процесс перемирия и диалога по разрешению сложнейшей гуманитарной ситуации. Ключом является реализация предложения, которое Россия делала уже давно — о прямом диалоге военных и спецслужб (имеется в виду представителей РФ и США) о ситуации в Сирии и действующих там террористических группировках, об умеренной оппозиции. Это залог того, что действительно перемирие и работа по его поддержанию приносит свои плоды.
Что важно еще? Соответствующее заявление, сделанное Россией и США по перемирию, которое обрело статус международного правового документа в Совете Безопасности ООН. Вот на сегодняшний момент все компоненты, которые необходимы, они есть и начали работать. Ситуация осложняется тем, что задействовано очень много игроков и между ними непростые отношения. Но механизм, хотя с пробуксовкой, со скрипом, со взаимными упреками начинает работать.
— Сейчас много говорят о роли курдов в связи с сирийским конфликтом, часть патриотической общественности выступает за создание единого Курдистана, что в принципе пока невозможно. Как выстраиваются наши отношения с курдами?
— Курдский вопрос невероятно сложный. Но тем более принципиально важно быть абсолютно четкими в своей позиции и не заигрываться в игры. То, что мы говорим на протяжении достаточно длительного времени, не оставляет возможности для какой-то иной интерпретации российской позиции. Мы видим Сирию исключительно территориально целостной, мы не заигрываем с курдами либо с кем-то еще на предмет заманивания их территориальными перспективами, это наша принципиальная линия. Но при этом мы видим, во-первых, курдов в качестве очень репрезентативных и важных участников переговорного процесса между Дамаском и оппозицией. Увы, из-за позиции ряда стран курдов так и не удается вовлечь в переговорный процесс. С нашей точки зрения, это колоссальная ошибка. Второй момент: курды являются очень активными борцами с ИГ. И это мы тоже, безусловно, поддерживаем. При этом никакого заигрывания по территориальным вопросам или нечеткости в нашей позиции нет.
— Вы изучали востоковедение, проходили практику в Пекине. Ваша оценка взаимоотношений РФ с КНР? Россию предостерегают, что с Китаем нужно быть очень осторожными.
— Знаете, я все-таки не причисляю себя к активным востоковедам-политологам, которым стоило бы адресовать этот вопрос. Единственное, я хотела бы не согласиться с той формулировкой, что с Китаем нужно быть очень осторожными. Адресная отсылка к Китаю здесь неправомочна, потому что любое государство должно при осуществлении своей внешней политики руководствоваться определенными принципиальными вопросами. И невозможно говорить о том, что с кем-то нужно быть очень осторожными, а с кем-то можно быть неосторожными. И вопрос даже не столько в осторожности, сколько в понимании собственных интересов, в понимании и в уважении интересов партнеров и, конечно, в перспективном и стратегическом развитии двухсторонних отношений. Я думаю, что действительно российско-китайские отношения находятся на очень высоком уровне, это не может не радовать, потому что мы соседи, у нас длительная общая история двусторонних отношений и очень большой потенциал для развития и контактов, и связей во всех сферах. Поэтому я думаю, что просто должна быть прагматика и взаимное уважение.
— Какие страны можно назвать союзниками РФ, хотя у нас любят говорить, что у России «нет союзников, кроме армии и флота»?
— Это, конечно, образное выражение. Сейчас и уже на протяжении многих лет в России доминирует подход прагматизма в реализации внешнеполитической концепции. Мы взаимодействуем с большим количеством стран по различным вопросам как на двусторонней основе, так и на многосторонней — в рамках международных организаций или объединений. Мы являлись инициатором создания нескольких международных объединений, которые основывались не на какой-либо блоковой идеологии, а на необходимости, например, регионального сотрудничества по целому ряду очень актуальных направлений. Поэтому мы взаимодействуем с теми, с кем, например, важно и актуально решать соответствующие задачи соответствующего времени, с теми, с кем развиваем двусторонние отношения и взаимодействуем на площадках международных организаций. С определенными странами наши интересы совпадают больше, с другими в меньшей степени. Есть страны, с которыми они не совпадают по многим вопросам, но при этом совпадают в глобальном видении каких-либо проблем.
— Может ли в российской политике произойти разворот на Запад? Речь о том, что добрые отношения с европейскими странами для нас являются абсолютно естественными и выгодными, что соответствует прагматическому подходу РФ во внешней политике.
— Да не то слово, они выгодны нам и нашим партнерам, и мы ориентировались и в политическом развитии, и в экономическом развитии на Европейский союз в частности. Мы открыли себя миру, приветствовали взаимодействие по всем вопросам с нашими европейскими коллегами. Вопрос лишь в том, что эта открытость и желание равноправного взаимоуважительного, взаимовыгодного взаимодействия не прошла проверку на прочность, и несколько раз, в сложные моменты для международных отношений, явно спровоцированные, западные коллеги в одностороннем порядке от нас же закрывались. И все созданные для решения подобных вопросов механизмы были заблокированы. Все это привело к усугублению ситуации в самые сложные моменты, когда нужен был не просто диалог, а необходима была работа по разблокированию кризисов. Я говорю, конечно, о грузино-югоосетинском конфликте в 2008 году и кризисе на Украине.
Все, что вы говорите, — это абсолютная истина, и для нас важно развитие отношений с западными партнерами. Прошло уже достаточное количество времени с момента введения санкций. Статистика, отчеты, фактология, которые, кстати говоря, очень тщательно «заметаются» в этих странах «под ковер», показывают неутешительные результаты: от введения ответных санкций в отношении ЕС очень сильно пострадали европейские производители. Надо это уже признать. Все признают одно и то же, что Европа устала от санкционных войн, нам об этом говорят в кулуарах и вслух, у кого на это хватает сил. При этом нажим США остается прежним, посмотрите на все эти заявления. Не первый раз Европа делает то, что противоречит ее интересам. Страдаем мы, безусловно, страдает Европа. Кто выигрывает? Тоже, по-моему, очевидно.
— По работе приходится много общаться с русскими жителями Прибалтики, у них, и, может быть, не только у них, есть вопросы к России по поддержке соотечественников. Дело здесь только во внешних факторах? Как эта ситуация может измениться в лучшую сторону?
— Понимаете, интересно получается: есть наши соотечественники, которые хотят видеть Россию больше, во всех смыслах. Они хотят, чтобы их поддерживали, в том числе материально, чтобы им уделяли больше внимания. Не потому, что они хотят каких-то смен режимов у себя в стране, а потому, что они говорят по-русски, ассоциируют себя с российской культурой и историей. С другой стороны, есть наши западные партнеры, есть НАТО, Евросоюз, Еврокомиссия и так далее, которые на всех уровнях заявляют о том, что работа России с соотечественниками — это чуть ли не прямое вмешательство во внутренние дела этих стран, что это информационная война, гибридная война, чуть ли не попытка смены власти, влияние на умы. Тут используются такие образные выражения, как «кремлевская пропаганда» и пр. С одной стороны, нас призывают работать активней, больше, с другой, нам говорят, что вы так не должны, не можете делать, вы все делаете неправильно.
В таких диаметрально противоположных «климатических условиях» должна развиваться и действовать и РФ, и, в частности, российская внешняя политика. Мы одним из приоритетных направлений работы выделяем поддержку соотечественников, но делаем это так, чтобы это никоим образом не было ассоциировано ни с вмешательством во внутренние дела, ни с попытками влияния на какие-то политические процессы.
Как вы правильно указали, в странах Прибалтики русские не находят поддержки со стороны официальных властей своему естественному праву говорить на родном для них языке. Они обращаются к нам, мы им такую поддержку даем. Но всегда хочется, безусловно, большего и лучшего. Хочу напомнить, что буквально несколько лет назад у нас не было ни средств на такую работу, ни опыта. Не было понимания, как работу выстраивать. Потом она начала выстраиваться. Идеально? Конечно, неидеально. Стараемся сделать ее по-настоящему эффективной.
Что касается аргументации, что это «рука Кремля», «пропаганда», что чуть ли не через СМИ пытаемся влиять на внутренние процессы — это неправда. Думаю, что если бы не было у властей стран Прибалтики такого противодействия русскоязычному населению, не было бы и интереса населения ко всему, что идет от России. И вот это ошибка самого прибалтийского руководства, которое много лет проводило политику неприятия русскоязычного населения.
Поэтому и те, и другие упреки я принять не могу, могу только сказать, что будем работать.
— Продолжая разговор о «кремлевской пропаганде», какой, по-вашему, должна быть хорошая современная патриотическая российская журналистика?
— Я считаю, что журналистика должна делиться не по принципу «патриотическая» или «непатриотическая», современная или несовременная, она может делиться только по принципу «качественная» или «некачественная». Она должна быть качественной, что подразумевает объективный взгляд на происходящие процессы. Безусловно, с личной точкой зрения автора. Но все-таки должна быть попытка объективного анализа того, что происходит. Следующий момент, в продолжение первого: конечно, СМИ должны предоставлять площадки для различных точек зрения. Невозможно заниматься освещением сирийского конфликта, не имея, допустим, корреспондентов в Сирии и при этом опираясь на информацию «Сирийской обсерватории прав человека» в Лондоне. Это нонсенс. Это уже априори заведомо некачественная журналистика. Как бы мы ни хотели, как бы нам ни хотелось придумать какие-то иные категории для журналистики, их просто нет, потому что, если она будет, условно говоря, патриотической, но некачественной, она и первому-то своему предназначению, а именно патриотизму, тоже не будет соответствовать.
