Подсмотрел, как это делалось в самом начале на майдане, и решил использовать опыт противника. Но тут же выяснилось: на митинг выходит такое количество дончан, что никакая массовка не нужна.
Однако в понятиях «серьезных людей» еженедельные манифестации в десятки тысяч человек были нелепой суетой. Смотрели и ухмылялись: сейчас придет самое большое начальство и всыплет буйным по первое число.
Депутаты, вся эта Партия регионов — подарочная коллекция миллиардеров, миллионеров и кандидатов в миллионеры, прочие ревностные законодатели, главы спецслужб, чиновники всех уровней, мэры и пэры, большой бизнес, да и средний бизнес тоже, маститые журналисты, pr-технологи по вызову — все посмеивались.
Потому что: кто это там орет? Грязные работяги? Завтра уйдут в свои шахты.
Начальство из Киева вроде прислали, но справиться оно ни с чем не смогло.
Нежданный случился референдум, заявивший: прочь от Украины.
И тут многим «серьезным людям» ситуация показалась необратимой.
Константин Долгов, ныне официальный представитель МИД ДНР, рассказывает: «Сразу после референдума из Донецка повалили прочь богатые люди — и, по странному стечению обстоятельств, из них кто в прокуратуре работал, кто в полиции, кто начальником паспортного стола. Короче, съехали все. Включая начальника паспортного стола. Они еще и все печати забрали».
Посещая в разгаре войны ДНР и ЛНР, я дивился на огромное количество пустых особняков. Большинство из них до сих пор пусты, когда города Донбасса уже не бомбят.
Поначалу, что скрывать, часть эти особняков занимали ополченцы, но масштабы экспроприаций преувеличивать не стоит. Скажем, Донецк был очень богатым городом — там строили такие большие особняки, что в одном могла рота «сепаров» поместиться. Так что все ополченцы вместе взятые, при всем желании, могли заполнить только процентов пять коттеджей, да и то лишь тех, что располагались «в шаговой доступности» от «передка» (так называют передовую).
Но потом ополчение распределили (а иной раз можно сказать — разогнали) по казармам, и теперь дворцы стоят как архитектурные памятники.
Упорядочивать жизнь без печатей, списков и прочих реестров было крайне сложно. Управленческий аппарат исчез почти безвозвратно.
Это, признаюсь, втайне наводит на какие-то смутные мысли: может быть, и здесь все эти люди, которые так ласково смотрят на нас с предвыборных плакатов, или пекутся о нас в судах, социальных конторах и паспортных столах — они в трудную минуту оставят нас? Одних!
Казалось бы: аппаратчики служат не Януковичу или Порошенко, а людям, обычным людям. Или это действительно только кажется и надо креститься, когда такое на ум приходит?
Втайне догадываюсь, что весь этот управленческий, такой незаменимый аппарат первый год потирал руки: скоро-скоро у вас все рухнет, и вы позовете нас, как призывали варягов в свое время, ибо «порядка нет».
Беспорядка действительно хватало.
Дмитрий Трапезников, первый замруководителя администрации главы ДНР, молодой, ему еще нет сорока, мужик (родом из Донецка, три высших образования, в момент майдана был главой Торгового дома в Киеве, оттуда, насмотревшись на известные события, уехал домой и вступил в ополчение) честно признавался мне:
«История любой революции — повторяется.
Не зря когда-то Булгаков высмеивал шариковых и швондеров. Конечно, и у нас это все было. Почему здесь называли первый депутатский созыв „нулевым”? Я просто помню тот состав: у многих была полная невменяемость. Они не ориентировались ни в политике, ни в экономике, ни в войне, ни в чем. Кто-то пришел ради идеи, а кто-то пришел нажиться. Люди абсолютно разные были».
Можно было руки опустить. Но опускать руки было некогда.
Общаясь с Трапезниковым (мы ехали в сторону Новоазовска на открытие консервного завода), я больше всего удивлялся, что он с одной и той же интонацией рассказывает о вещах, казалось бы, несовместимых: «Мне сказали: возьмешь Тельманово? (это такой населенный пункт в ДНР. — З. П.) — да, говорю, возьмем… Вот здесь мы налетели на украинскую колонну… С этой лощины нас обстреливали… — и уже через минуту:
— В Тельманово мы одними из первых выдали учителям зарплату, одними из первых организовали банк.
Я приехал в Донецк, говорю: мы открываем банк. Они говорят: надо то-то и то-то. Говорю: у меня все готово. Мне говорят: „Что вы тут рассказываете? Люди месяц все необходимое готовят!” Говорю, завтра вечером можете приехать принимать у меня банк… Правда, сутки там все у меня работали не покладая рук, но и мебель мы нашли, и компьютеры, и все. Нашли банкиршу — женщина до этого работала в „Райффайзене”, и вот до сих пор работает».
И тут же: «А вот здесь я диверсантов задержал. Они были не местные, побежали, не зная дороги, и прибежали в тупик. Я уже знал, что они в тупик бегут. На машине подъехал, я в „гражданке” был, вышел с автоматом…»
И через минуту — опять про хозяйство, с тем же невозмутимым видом.
Спрашиваю, много ли важных специалистов — без которых в республике как без рук — выехали. И насколько сильно они обижены на новую власть.
«Во многих случаях выехали те люди, что сидели у бюджетного корыта, а их оторвали, — спокойно отвечает Трапезников. — И для них это очень больно. Они понимают, что больше сюда не вернутся».
К примеру, начальники БТИ, начальники теплосетей. Здесь было больное государство, была система откатов. Те же теплосетевики показывали, что они убыточные. Что население платит тариф меньше, чем поставляют, за газ, значит, нужны от государства дотации. Соответственно зарабатывали миллионы. Часть отдавали своим вышестоящим руководителям. Как правило, именно они те люди, которые ожидали, что все вернется. И теперь у них в голове страшная ситуация: нужно самим зарабатывать».
Я посмеиваюсь, Трапезников даже не улыбается — он не шутил, он рассказывал банальные истины.
На счастье, в Донецке остался основной средний состав врачей и коммунальщиков: как выяснилось, это не «аристократия», и бежать им некуда.
Константин Долгов рассказывал: «Врачи — просто красавцы. Они только спустя год после начала войны стали получать республиканские зарплаты! А до этого на них был огромный объем работы — ампутации, раненые, и то, и сё, и они выполняли свой долг с честью. 21-я больница есть в Октябрьском районе. Там Надежда Ивановна — просто героическая женщина! Она стала точкой сборки для всех жителей этого поселка.
Ее больница в некотором смысле — как дом Павлова в Сталинграде.
Директор больницы сбежал, она взяла больницу в управление, и у нее получилось. Вот она теперь главврач. Там в окрестностях есть большие дома, где по нескольку человек оставалось, и они все бежали в больницу укрываться от обстрелов. В больницу тоже прилетало бесчисленное количество раз, но за счет того, что это массивное здание, выдержали стены. Это прифронтовая больница!»
«А коммунальщики? — говорит Долгов, и глаза у него горят, как будто он про очередные бесподобные боевые выходки Моторолы рассказывает. — Коммунальщики — это героические люди! Прошлым летом ВСУ разбомбили коммуникации Кальмиусского водохранилища. Жара, степь, миллионный город без воды. Два человека героически погибли при ремонте, но дали воду миллионному городу.
Помню 18 января прошлого года — это был первый и единственный раз, когда ВСУ зашли в город: пятиэтажки начались, прямой Киевский проспект. Мы тогда сидели в бригаде «Кальмиус». Со мной подполковник, мой товарищ — он глава Куйбышевского района. Ему звонит эмчеэсник и докладывает:
— Иван Сергеевич, мы поедем на Путиловку. Там вызов.
— Какой вызов, там бой идет!
Оказывается, позвонила какая-то бабушка из уцелевшей пятиэтажки и сказала: «Хлопци, тут танк горыть. Прыедьте, потушите».
Люди, которые не получали зарплату уже полгода, у них без ложного пафоса простая реакция: «Ну как не ехать, там же вызов? Нет, нужно ехать». Это на уровне условных рефлексов. По большому счету отмороженные люди, но героические. Но самое занятное для меня, феномен, то, что они даже не считают себя героями. Вот ты с ним беседуешь, а он даже не понимает, о чем идет речь. Я говорю потом этому коммунальщику: «Ты хоть понимаешь, что ты герой вообще?» А он так даже опешил: «В смысле?»
Их награждать надо. Тридцать девять коммунальщиков в Донецке погибли при исполнении своих обязанностей. Им нужно давать «героев ДНР».
Люди в Донецке — самый важный запас. Особенно те, кто все эти два года, или большую часть военного времени, пережили дома — заново запуская все механизмы и шестеренки остановившегося государства.
Сегодня и мировые, и российские, и украинские СМИ молчат о войне — официально на Донбассе перемирие.
На самом деле война не прекращалась ни на день. Заметьте, я не говорю: ни на неделю или ни на месяц. Позиционные бои, снайперские дуэли, минометные обстрелы позиций, вылазки диверсионных групп — все это идет в ежедневном режиме.
Заходя по утрам к главе ДНР Александру Захарченко на планерку, я слышал информацию, которая не уходит в печать: сегодня с той стороны 37 погибших, с нашей 18… Сегодня с той… с нашей…
И так каждый день.
Донецк — даже не прифронтовой город, Донецк город фронтовой.
Войны нет только в том смысле, что не работает артиллерия и авиация.
Но возле города, непосредственно на его окраинах, согнано такое количество украинских войск и техники, что здесь, в большой России, никакая человеческая нервная система не выдержала бы знания об этом.
Представьте себе на минуту: вот вы живете в своем городке, испытываете волнение по поводу курса рубля или «двоек» ребенка в школе, и вдруг выясняется, что на выезде сосредоточено сорок тысяч войск потенциального противника, бронетехника; артиллерию отвели подальше — но, если что, мощностей у нее хватит, чтобы снести полгорода, не сдвигаясь с места. И наступление может начаться в любую минуту.
Что вы будете делать?
Помню, когда был майдан, вся эта майданная публика ежедневно строчила в блоги: «Сообщили, что в Киев завтра войдут российские танки! Сообщили, что в город вошел российский спецназ! Сообщили, что за городом высадился российский десант! И боевые морские котики в Днепре еще…»
Истерика ни на минуту не прекращалась.
И сравните с дончанами! Никакой суеты, никакого шума. Каменный характер.
Все-таки шахтерская работа — она отражается на психотипе.
Это спокойствие — оно заражает даже тот сорт людей, которые любят многозначительно говорить о себе: «…в отличие от этих — мне есть что терять».
Несмотря на чудовищное скопление войск, средний бизнес стал возвращаться в Донецк. Эти люди долго выжидали: два года — и все эти два года думали, что Киев вот-вот вернется, и все будет, как было.
Теперь поняли: не будет. И если не занять какое-то место, твое место займет другой.
Донецк нынче — если смотреть внешне — ничем не отличим от любого российского города; разве что в лучшую сторону. Горят вывески, открыты магазины, театры и кино; как правило, отличные дороги (только не возле самой «передовой»), фонари сияют, огромное количество автотранспорта, в том числе и общественного…
Я еще помню, как я на своем джипе ездил по полупустому городу на аварийках (так ополченцы обозначали свое движение, чтобы им уступали дорогу), и все, кому надо, знали мою машину, потому что других джипов с российскими номерами в городе не было или почти не было. Теперь я там не заметен в общем потоке, и за езду на аварийках меня тут же оштрафуют и правильно сделают; но я не ностальгирую.
Знаете, чем Донецк отличается от наших кавказских «непризнанных республик» — Абхазии, Южной Осетии? Там до сих пор следы войны — очевидны. В Донецке все латается немедленно, на следующий день. Если вы там не были во время войны и приедете сейчас, подумаете: ничего там и не было. А там было такое, что не приведи Господь.
Нынче даже людей с оружием на улицах нет. Где война, какая война?
В кафе — как правило, полных кафе — сидят чудесные донецкие девушки и пьют свое капучино.
У донецкого студенчества нынче золотой век. Я был на встрече Захарченко со студентами: он объявил, что ждет — немедленно, завтра же — с каждого курса по десять отличных ребят, не обязательно отличников. Все будут распределены по различным ведомствам администрации. Те, кто отлично проявит себя, получают должности. Вакансий хватает.
Все следующее утро в администрации принимали студентов. Хорошие ребята, выглядят как настоящие московские хипстеры, внешний их вид ну никак не говорил о том, что они живут в состоянии «то ли мир, то ли война».
После студентов Захарченко принимал двух мэров. Очень дельные мужики, особенно тот, что теперь возглавляет Тельманово.
Спрашиваю у Захарченко: кто это?
Он говорит: а танкист, аэропорт брал, награжден орденом и именным оружием за мужество.
Скрывать не стану: мне все это нравится. И этот танкист, и как непривычно сидит на нем чиновничий пиджак, и то, с какой четкостью он излагает все, что ему нужно от главы ДНР.
Спросил у Трапезникова: а из бывшего руководства никто не вернулся?
— У нас есть такой город Ждановка, — ответил он мне, — Тот, кто был мэром до войны, мэр и сейчас. Рейтинги у него хорошие, люди о нем хорошо отзываются: порядочный человек. Из бывшего руководства в правительстве работает человек по фамилии Алипов. В свое время он был замминистра ЖКХ Украины. Грамотный работник, и мы даже попросили, чтобы МГБ его пропустило: никаких плохих дел за ним не числится.
Собственно, все. Два исключения. Государство строится с нуля.
Но «нулевой призыв» уже сменили на первый. И этот призыв дает результат.
Доказать это просто: в минувшем году налогов на той территории Донбасса, что сегодня контролирует ДНР, собрали больше, чем в позапрошлом — довоенном! — году.
Объяснение этому прозрачное и простое: все то, что «серьезные люди», «опытные управленцы» и «незаменимые аппаратчики» уводили по сложным схемам в параллельное пространство, пошло в карман республики.
И это еще при том условии, что часть производственных мощностей разбомблена, а многие экономические связи элементарно разорваны.
То ли еще будет.
На всякий донецкий праздник собираются тысячи людей: когда на своем квадроцикле, под струящимся на ветру флагом ДНР, проезжает мимо, к примеру, Моторола, он же комбат Арсений Павлов — ему машут, как народному герою, а мамы несут детей сфотографироваться с легендарным командиром.
Такое, сами понимаете, не сымитируешь.
Прямо говоря, нам есть чему поучиться у дончан.
В их выдержке, в их умении улыбаться и сносить истинные невзгоды я вижу большое, почти религиозное чувство человеческого достоинства.
Эти люди и есть — элита и аристократия. А самозванцы убежали.
