Свободное дыхание земли чувствуется в сильном округлом ритме пологих холмов. За озером, на дальнем берегу, панорама деревень, пашен, лесов. Там белеют стройные колокольни, стоят веселые рощи и даже видны выбеливающиеся на солнце крестьянские холсты, - все это - Россия. Левитан хотел назвать картину «Русь», но сомневался и говорил одному из своих учеников: «... только, пожалуй, немного претенциозно, лучше попроще как-нибудь». Художник наполнил пейзаж торжественно-величественной мелодией бесконечно любимой им русской природы.

«Я часто думаю, что ночь более оживлена и более богата красками, чем день», — пишет Винсент брату. Во время долгих ночных прогулок все то, что казалось ушедшим, разрушенным, навсегда забытым, растаявшим вместе с юношескими мечтами, вновь оживает с прежней силой. Казалось, что уже никогда не вернуть годы, отданные служению Богу, когда будущий художник читал Библию рабочим, делился с ним последними одеждой и деньгами; никогда не воскресить и того страстного, почти религиозного пыла, с которым он, порвав с семьей, без оглядки отдался занятиям живописью. Казалось, что все ушло… Но звездное небо над Арлем напомнило Винсенту о чем-то важном, и вдруг стало ясно, что мистическое отношение к искусству никогда не покидало его сердца, оно лишь до времени укрылось от ударов судьбы в самых сокровенных уголках души, чтобы вновь прорваться наружу. «Временами я испытываю страшную потребность — как бы это сказать — в религии, — пишет он брату. — Тогда я выхожу ночью писать звезды».

Но как писать в темноте? Винсент непреклонен и верен себе: он не собирается, подобно товарищам по цеху, творить по памяти или создавая картину в воображении. Ему нужна натура, настоящие звезды и настоящее небо. И тогда он прикрепляет к своей соломенной шляпе свечу, собирает кисти, краски и выходит на берега Роны писать ночные пейзажи...

«Мне хотелось бы писать мужчин и женщин, вкладывая в них что-то от вечности…» А что может быть лучше для отражения вечности, чем ночь и звездное небо? Маленькие фигурки мужчины и женщины в углу картины незаметны и теряются в расплывающейся перспективе ночного города. Над ними — семь звезд Большой Медведицы, семь маленьких солнышек, оттеняющих своим сиянием глубину небесного свода. Звезды такие далекие, но такие доступные; они часть Вечности, поскольку были здесь всегда, в отличие от городских фонарей, льющих свой искусственный свет в темные воды Роны. Течение реки медленно, но верно растворяет в себе земные огни и уносит их прочь. Две лодки у причала приглашают отправиться следом, но люди не замечают земных знаков, их лица обращены вверх, к звездному небу.

Ночная живопись Ван Гога, включая «Звёздную ночь над Роной», подчёркивает важность, с которой он относился к передаче в картинах сверкающих оттенков ночного неба и искусственного освещения, бывшего в то время в новинку.

Сарджент работал над этой композицией в традициях импрессионистов, используя естественный свет и на открытом воздухе. Так как художник хотел запечатлеть картину освещенную заходом солнца, он мог писать только несколько минут в конце дня. Поэтому работа над картиной затянулась, и художник писал с сентября до начала ноября. За это время, розы постепенно увядали и их пришлось заменять искусственными цветами крепившимся к кустам. Девочки надевали свитера, а на них платья, которые запечатлены на картине.

Писатель Эдмунд Госс, бывший свидетелем создания картины, так описал этот процесс: «Он [Сарджент] отходил от мольберта, внимательно всматривался в освещенный светом китайских фонариков вечерний сад, а затем, подметив что-то важное для себя, немедленно бросался к холсту, чтобы нанести на него несколько мазков краски».

Из-за наступления холодов и изменений в природе Сарджент был вынужден остановить работу над картиной и вернуться к ней в следующем году. Он закончил картину в сентябре 1886 года.

Название взято из песни «Венок» популярной в 1880-х. Сарджент и его окружение часто пели ее вокруг рояля. В припеве песни задается вопрос: „Не проходила ли моя Флора этой дорогой?“, в ответ на который говорится „Гвоздика, лилия, лилия, роза“.