Процесс распада прошел мирно, поскольку тогдашний президент СССР Михаил Горбачев не захотел ему противиться. Однако это решение несло в себе угрозу потенциальных конфликтов: при разделе бывшего многонационального пространства 25 миллионов русских оказались за пределами России (в которой по данным переписи 1989 года проживало 147 миллионов человек; в то время как общее население бывшего СССР составляло 286 миллионов). При этом в ее состав вошло множество других различных образований. К тому же, достаточно произвольное перекраивание границ привело к росту напряженности между государствами-преемниками и национальными меньшинствами (Нагорный Карабах, Приднестровье, Южная Осетия, Абхазия, Аджария и т.д.). Многих многонациональных государств раньше просто не существовало. Это, в частности, относится к Украине, которая была независимой на протяжении всего трех лет в своей истории, с 1917 по 1920 годы, благодаря развалу царской армии.

Та Украина, что появилась в декабре 1991 года, является составным государством. Западные регионы в период между двумя мировыми войнами были частью Польши. Восточные регионы населены русскоязычными православными жителями, а побережье Черного моря раньше принадлежало османам. Крым никогда не был украинским до того момента, как в 1954 году Никита Хрущев без каких-либо консультаций принял решение о его присоединении к Украине. Традиция украинской государственности насчитывает всего четверть века. В результате процесса приватизации 90-х появился класс олигархов, которые оказывают больше влияния на государство, чем государство на них.

Экономическая ситуация заметно ухудшилась, задолженность возросла. Таким образом, будущее Украины — присоединение к Североатлантическому Альянсу (НАТО) или нейтралитет — неотделимо от перенастройки общего соотношения сил как на европейском, так и на мировом уровне. Еще в 1997 году Збигнев Бжезинский (1) писал, что единственный способ помешать России вновь стать великой державой — исключить Украину из сферы ее влияния.

Непредвиденное отклонение

Для того, чтобы понять нынешнюю ситуацию, необходимо вспомнить некоторые факты. Украинский кризис был предсказуем, начиная с «оранжевой революции» (2004) и первой попытки вступить в НАТО (2008). Этого кризиса можно было избежать, если бы на момент запуска восточного партнерства (2009) Евросоюз вел переговоры по соглашению об ассоциации с Украиной таким образом, чтобы оно не противоречило целям Стратегического партнерства Евросоюз-Россия, заключенного в 2003 году, а именно — созданию зоны свободного передвижения «от Лиссабона до Владивостока».

Само собой, необходимо было учитывать тесную взаимосвязь украинской и российской экономики. Таким образом, ЕС удалось бы избежать манипуляций со стороны сторонников расширения НАТО на восток. Вместо этого Брюссель поставил Украину перед невозможным выбором между Европой и Россией. Украинский президент Виктор Янукович колебался: российское предложение с финансовой точки зрения было куда существеннее европейского. Он попросил отложить подписание соглашения об ассоциации, которое должно было быть заключено в Вильнюсе 29 ноября 2013.

Я не знаю, следовал ли компетентный еврокомиссар Штефан Фюле указаниям Жозе-Мануэля Баррозу, тогдашнего президента Еврокомиссии, и обсуждал ли в принципе Совет Европы этот вопрос, который в зародыше нес в себе угрозу крупнейшего геополитического кризиса в Европе со времен «евроракет» (1982-1987). Президент Путин заявил, что европейские власти (Жозе-Мануэл Баррозу и Герман Ван Ромпей) отказали ему во всякой возможности участвовать в обсуждении содержания соглашения об ассоциации с Киевом под предлогом суверенитета Украины.

Перенос подписания соглашения президентом Януковичем стал сигналом к началу событий так называемого «евро-Майдана», которые привели к свержению президента 22 февраля 2014 года. То, что значительная часть украинского населения мечтает о вступлении в Евросоюз — понятно. Однако следует задаться вопросом, имела ли Еврокомиссия право продвигать европейские нормы и стандарты за пределами ЕС. Демонстрации на Майдане поддерживались многочисленными визитами европейских лидеров, прежде всего, американских, причем зачастую весьма высокопоставленных (2), в то время как неправительственные организации и СМИ разжигали настоящую информационную войну. Не привела ли столь явная поддержка демонстрантов, среди которых активную роль играли представители ультраправых организаций «Правый сектор» и «Свобода», к смешению полномочий Евросоюза и инициатив НАТО, если не самого Вашингтона и его служб? «Экспорт демократии» может принимать различные формы.

Невыполнение соглашения от 21 февраля 2014, которое предусматривало президентские выборы в конце года, а также последовавшее на следующий день неконституционное свержение действующего президента, который, бесспорно обладал целым рядом недостатков, но который все же был законно выбран, может считаться «революцией» или государственным переворотом. Именно эта интерпретация преобладает в Москве. Несмотря на то, что Крым был российским до 1954 года, вряд ли можно отрицать, что решение о его присоединении, даже прикрытое референдумом, было несоразмерной реакцией. Она противоречит принципу территориальной целостности государств, о соблюдении которого непрерывно заявляет Россия, в частности, применительно к отделению Косово от Югославии, когда этот принцип был нарушен. В случае Крыма Путин поставил стратегические интересы России на Черном море превыше всех прочих соображений, по всей видимости опасаясь того, что новое украинское правительство откажется соблюдать договор, по которому Севастополь сдается России в аренду... до 2042 года!

Таким образом, этот кризис стал непредвиденным, случайным отклонением. Аннексия Крыма не была запланирована: в конце февраля Путин торжественно закрывал Олимпийские игры в Сочи, которые были призваны стать витриной российского успеха. Он слишком остро среагировал на события, которые Евросоюз со своей стороны также не планировал, хоть и опрометчиво поощрял. Ясно, что Евросоюз оказался под давлением огромного числа внешних инициатив, однако многие из них нашли в нем активный отклик. Сегодня вопрос в том, смогут ли европейцы вернуть себе контроль над ситуацией.

Путин, вероятно, не ожидал, что США воспользуются аннексией Крыма для введения санкций: сначала весьма ограниченных (июль 2014), затем гораздо более жестких (сентябрь). В начале мая 2014 он заявлял о своей готовности уладить конфликт. Он призвал русскоязычные регионы найти решение своих проблем внутри самой Украины. 10 мая в Берлине Франсуа Олланд и Ангела Меркель упоминали о возможности включить децентрализацию Украины в ее конституцию. 25 мая президент Петр Порошенко был избран и сразу же признан Москвой. 6 июня появился формат «Нормандской четверки» (Германия, Франция, Россия, Украина). Казалось, что кризис может решиться мирным путем.

Но летом ситуация выходит из-под контроля: киевские власти начинают в «самопровозглашенных республиках» «антитеррористическую операцию», тем самым настраивая против себя население Донбасса. Несмотря на поддержку «добровольческих батальонов» Майдана, операция резко прекращается из-за распада украинской армии. Первые минские соглашения, подписанные 5 сентября, провозглашают прекращение огня. Шестью днями позже, 11 сентября, США и Евросоюз вводят в действие жесткие санкции — по официальной версии, чтобы гарантировать соблюдение прекращения огня. Из-за банков, парализованных американскими санкциями, торговый оборот между Россией и Европой постепенно снижается, если не прекращается вовсе. Россия вводит ответные санкции в области пищевой промышленности и поворачивается к «развивающимся» странам, в частности, к Китаю, чтобы диверсифицировать внешнюю торговлю и промышленное сотрудничество.

В это же время падают цены на нефть. К концу 2014 года курс рубля взлетает с 35 до 70 рублей за доллар. При отсутствии контроля соглашение о прекращении огня перестает выполняться. Киев предпринимает еще одно военное наступление, которое в конечном итоге терпит неудачу, как и первое. Благодаря инициативе глав государств, собранных Франсуа Олландом, 12 февраля 2015 года принимаются новые минские соглашения.

Ловушка смыкается все плотнее: в принципе, западные санкции были введены для того, чтобы быть снятыми. Однако если военная часть минских соглашений более-менее выполняется, то политическая часть не соблюдается вовсе. Она подразумевает строгую последовательность действий: голосование Рады (украинского парламента) по вопросу об избирательном законе, местные выборы в Донбассе, конституционная реформа, закон о децентрализации, новые выборы и, наконец, возвращение Киеву контроля над границей с Россией. Однако 17 марта Рада принимает документ, который переворачивает эту последовательность, объявляя «вывод вооруженных групп» необходимым предварительным условием.

Из-за того, что киевское правительство блокирует политическую часть минских соглашений, украинский конфликт превращается в «замороженный конфликт». Таким образом, отмена санкций оказывается втянутой в порочный круг. В принципе, санкции могут быть продлены лишь единогласно. Что, по всей видимости, в реальности и произойдет — будет применен «закон консенсуса»: 28 апреля 2015 госпожа Меркель уже объявила, что европейские санкции скорее всего будут продлены с конца июня.

Мы являемся свидетелями войны, у которой нет имени. Приглушенный спор между теми, кто хочет — обычно шепотом — сохранить евро-российское партнерство в том виде, в каком оно было задумано в начале 2000-х годов, и сторонниками политики сдерживания, если не оттеснения России, то есть очередной холодной войны, отражает столкновение интересов Вашингтона и Москвы. На месте же идет опосредованная война чужими руками. В ней противостоят с одной стороны украинская армия и «добровольческие батальоны», которых поддерживают США и их союзники, а с другой — ополчение так называемых «сепаратистов», которые находят поддержку прежде всего среди населения русскоязычного востока страны, и, конечно, получают российскую помощь под видом гуманитарной. Продолжение этого конфликта может надолго превратить Украину в постоянное яблоко раздора между Евросоюзом и Россией. Организовав настоящий идеологический крестовый поход, встретивший широкую поддержку, Вашингтон стремится одновременно изолировать Россию и усилить контроль над остальной Европой.

Глашатаи новой холодной войны представляют нам Россию как диктатуру, принципиально враждебную общечеловеческим ценностям, которая стремится возродить СССР. Для тех, кто знаком с нынешней Россией, это описание весьма преувеличено, если не карикатурно. Популярность Путина связана, с одной стороны, с восстановлением экономики, которое он сумел обеспечить в стране, которая потеряла половину своего ВВП в 90-е годы, и с другой — с прекращением процесса распада государства. Его проект является не имперским, а национальным. Это проект модернизации России. Однако при этом, у России, как и у любого государства, разумеется, есть вполне понятные интересы в сфере безопасности.

Конечно, мы можем попытаться возродить старые страхи: кто-то принимает Пирея за человека (3), а Путина — за страну. Россия сейчас находится в процессе трансформации. В обществе намечается рост многочисленных средних слоев, многие из которых оспаривали возвращение Путина к власти в 2012 году, но сейчас, как кажется, его поддерживают. Даже Михаил Горбачев считает, что, начиная с 1991 года, Запад несправедливо относился к России, как к побежденной стране, в то время как российский народ, несомненно, является великим европейским народом (4). Замалчивается тот факт, что именно СССР заплатил самую высокую цену в войне против нацистской Германии. Таким образом, мы наблюдаем настоящее переписывание истории, как если бы антикоммунизм должен был в веках пережить коммунизм.

Медийная русофобия

Материальная база холодной войны — противопоставление двух экономических и идеологических систем — больше не существует. У российского капитализма, несомненно, есть свои особенности, но это капитализм среди других подобных. Консервативные ценности, провозглашаемые Путиным, призваны по его замыслу прежде всего исцелить те раны, что были нанесены за 70-летний период большевизма в российской истории.

Главный вопрос нынешнего украинского кризиса — может ли Европа утвердиться в качестве независимого игрока в многополярном мире или, напротив, она смирится с устойчивым подчиненным положением по отношению к США. Медийная русофобия демонстрирует такое же форматирование общественного мнения, какое имело место во время войны в Персидском заливе в 1990-1991 годах. Подобная обработка сознания опирается на манихейские и манипулятивные идеологические конструкты или же на простое невежество и незнание современных российских реалий.

Россия демонстрирует определенную устойчивость. И Франции надлежит в рамках «нормандского формата», в котором она взяла на себя инициативу, воплотить основные интересы Европы. Мы не можем согласиться с тем, чтобы нашей внешней политике мешали экстремистские и ревизионистские течения. Лично я не ставлю знака равенства между коммунизмом и нацизмом, как это делается в «законах о памяти», принятых киевской Радой 9 апреля. Мне кажется, что в украинском кризисе консервативная Германия под руководством госпожи Меркель чрезмерно равняется на США. У нее может возникнуть соблазн временно отказаться от своей традиционной восточной политики по отношению к России в пользу Украины.

В 2010 году количество немецких промышленных предприятий на Украине составило 1800, для сравнения во Франции — всего 50. Украина естественным образом продолжает среднеевропейский резерв дешевой рабочей силы — сравнительное преимущество для немецкой промышленности, которое, однако, сегодня все больше стирается с увеличением зарплат в странах Центральной и Восточной Европы. Германии предстоит убедить европейцев, что она является не просто ретранслятором американской политики в Европе, о чем легко подумать, видя, как Агентство национальной безопасности (АНБ) используют БНД (5) в своих целях. «Нормандский формат» должен обеспечить выполнение вторых минских договоренностей, а именно — реализацию Украиной политической части соглашения. У Европы есть все необходимые финансовые рычаги.

Пора проявиться «европейской Европе». Для начала, она могла бы попытаться убедить США в том, что ее истинный интерес заключается не в том, чтобы вытеснить Россию с «Запада», а определить вместе с ней новые взаимоприемлемые правила игры, которые восстановили бы разумное доверие.

(1) Збигнев Бжезинский. Великая шахматная доска: господство Америки и ее стратегические императивы, Париж, Fayard/Pluriel, 2011 (переизд. 1997). (Zbigniew Brzezinski, Le Grand Echiquier.L’Amérique et le reste du monde).

(2) В частности, Виктория Нуланд, помощник госсекретаря США по делам Европы и Евразии, американский сенатор Джон Маккейн и министр иностранных дел Германии Гидо Вестервелле.

(3) Да простит мне читатель эту отсылку к Ла Фонтену («Обезьяна и Дельфин»). Его басни по-прежнему прекрасно описывают нашу жизнь...

(4) Выступление в Берлине, 9 ноября 2014.

(5) Bundesnachrichtendienst: Федеральная разведывательная служба Германии.

С текстом меморандума, который Евросоюз предложил подписать Киеву во время саммита «Восточного партнерства» в Риге, ознакомилась «Европейская правда». Как следует из документа, первая треть кредита будет выделена без дополнительной проверки.

Что касается последних двух траншей, то для их получения украинская власть должна продемонстрировать успех в реализации ряда реформ. В частности, Киев обязался внести в Верховную раду проект госбюджета на 2016 год в середине сентября, после чего опубликовать его в интернете. Также для повышения бюджетной стабильности ЕС требует ограничить количество поправок к госбюджету.

Кроме того, в тексте документа содержится требование об обязательной публикации условий и хода всех госзакупок, а также введение системы электронных торгов.

В меморандуме также говорится, что правительство обязалось снизить объем задолженности по невозвращенному НДС, не используя при этом НДС-облигации.

И, наконец, ЕС настаивает на радикальной реформе госслужбы.