— А относительно его тактических талантов что скажете?

— На уровне взвод–рота он хорошо командует. Сейчас у него батальон, как он командует батальоном, я не видел. Слышал разные оценки. То, что я видел на видео, не вдохновляет. В боях за аэропорт показывали действия штурмовой группы Моторолы. Сначала идут дикие крики индейские, потом начинается стрельба двадцатью людьми из одной комнаты. Не знаю, скорей всего, это постановка… Поэтому критиковать не буду, не видел. Я знаю, что Моторола из каждого боя выходил с пулями и осколками в бронежилете и многократно был на самом острие удара. Я могу скептически ухмыляться при виде подполковничьих звезд, но это не значит, что он не герой.

— К вопросу о звездах. Почему так мало офицеров пришло туда? Почему командует так много людей без опыта, не кончавших военные училища?

— Ну вот такое у нас офицерство… Как говорили в Англии, офицер всегда джентльмен, неджентльмен не может стать офицером. Что это означает? Определенный уровень мышления, способность самостоятельно принимать решения, рисковать всегда являлись в любой военной элите востребованными. У нас же со времен хрущевских реформ сложилось сословие военных ремесленников. Когда человек получал какое–то базовое военное образование, шаблоны, схемы, но при этом не имел широкого кругозора. Люди могут быть военными профессионалами, но на то, чтобы совершить волевое самостоятельное действие — не одобренное сверху, как правило, неспособны. Именно поэтому у нас так мало офицеров.

Приходили замечательные добровольцы, замечательные офицеры, особенно в донецкий период. Очень много добровольцев перехватывали по дороге, единицы добирались. Пришли просто замечательные люди, все в основном в отставке или в запасе. Эти люди, начальник артиллерии, начальник артразведки, могли и дальше служить в российской армии, получать большие звезды. Но вот как–то у них… не заладилось. А сейчас могу сказать, что многих действий, предпринятых в ходе наступления, я просто не понимаю. Ни с военной точки зрения, ни с какой другой необъяснимы эти действия и такие потери.

«Каждый раз атака проводилась по–другому»

— Почему нельзя было еще во время вашего присутствия решить вопрос с Донецким аэропортом, пока он не превратился в украинскую Брестскую крепость?

— Для меня главной задачей было обеспечение коммуникаций. Какой смысл был брать аэропорт, если бы были отрезаны коммуникации? Участок аэропорта находился в основном в зоне ответственности батальона «Восток». «Восток» не делал ничего. А весь донецкий период, 40 с чем–то суток, мы занимались тем, что брали силы в Донецке и бросали их на обеспечение коммуникации. Когда мы пришли в Донецк, мы с Сергеем Николаевичем Петровским, Хмуром, решили, что мы будет потихонечку выжимать укров из аэропорта. Силами его роты специального назначения. Но задача ставилась не на захват аэропорта, а на нанесение противнику максимальных потерь.

Насколько я помню, четырежды Сергей Александрович наносил комплексные удары по аэропорту. Группа спецназа с огнеметами, «шмелями», минометы, «ноны»… Две «ноны» — единственное из бронетехники, что мне удалось вывести из Славянска. И мы очень неплохо так их кошмарили, причем за все четыре раза ни одного раненого у нас не было. Противник нес потери в ходе каждой атаки.

Каждый раз атака проводилась по–другому. Сначала группа спецназа наносила неожиданный удар из стрелкового оружия по какому–то пункту, а когда противник в панике начинал занимать оборону, по нему начинала отрабатывать артиллерия. В этот момент ему наносились потери. А потом мне пришлось снять весь разведбат и бросить на Дубровку, чтобы пробиться к российской границе и завершить окружение Дьяковской группировки. После этого аэропорт просто пришлось оставить в покое.

А дальше противник захватил Дебальцево, которое физически я не успел укрепить, успел только послать туда роту новобранцев из Шахтерской дивизии и только что сформированный противотанковый взвод, который просто разбежался, люди были необстрелянные. Казаки вообще бросили позиции и сбежали сразу. После падения Дебальцево противник начал нас охватывать с севера, нанес удар на Шахтерск. Причем когда они въезжали в Шахтерск, у меня уже четыре роты грузились в разных местах, чтобы прибыть в Шахтерск, кто–то даже успел. Собственно поэтому город не был захвачен сразу, но дорогу они перерезали. Соответственно у меня пошло в бой все что только можно. Даже роту военной полиции бросил в бой. Туда же пошел танковый взвод «Оплота» и одна из его рот.

— То есть «Оплот» все–таки поддержал?

— Они подчинялись, просто каждый раз это требовало отдельного согласования. Это оперативное подчинение, не прямое. Если своими я мог командовать по звонку, то с «Оплотом» приходилось все согласовывать. А «Восток» полностью игнорировал даже мои приглашения на совещания.

«Противник резко усилился во всех отношениях»

— Как вы оцениваете теперешнюю обстановку?

— Очень тяжелая. Украинская армия настроена устроить полный геноцид, зачистить Донбасс полностью и одержать военную победу. Через сколько они ее планируют одержать, непонятно. Ополчение своими силами, как ни прискорбно, не может выбить превосходящие по численности, технике и вооружению войска. Да и выучка у украинских военных возросла, это уже не те люди, что мы лупили весной и летом. Я не уверен, что сейчас и я сумел бы одержать там более серьезные победы. Противник резко усилился во всех отношениях.

То, что сейчас пытается делать ополчение, — вытолкнуть, оттолкнуть укров от Донецка и Горловки. Ну, можно достичь определенных тактических успехов. Дебальцевский котел — это все–таки серьезный тактический успех. Там потерпела поражение ударная группировка украинских войск. И хотя она не уничтожена полностью, ее потери — людьми, техникой и моральные — очень велики. Боеспособность этих сил удастся восстановить очень не скоро.

Однако ополчение одержало данную победу на пределе своих возможностей, что называется, «через силу». Да, получили благодаря этому передышку. От того, насколько успешно они смогут ее использовать, зависит отражение следующего наступления украинской стороны, которое ориентировочно начнется весной или к лету. Дебальцевское сражение очередной раз продемонстрировало высокий боевой дух вооруженных сил Новороссии и навыки тактического командования, умение действовать гибко и инициативно. С другой стороны — украинские ВС продемонстрировали выдающуюся пассивность и неумение адекватно реагировать на ситуацию. Однако рассчитывать на подобное в будущем не стоит — уже эти бои и потери показали значительный рост выучки ВСУ.

И на общую стратегическую ситуацию разгром этого котла, увы, не оказывает решающего влияния. В ходе мобилизации Киев призвал около 40–50 тысяч человек. Через два месяца эти люди встанут в строй. Если даже половина из них разбежится при первом выстреле, половина будет воевать. И эта половина будет равна по численности ополчению Донецкой и Луганских республик.

Противник как опережал нас постоянно, так и продолжает: пока ополчение приобретает форму регулярной армии, противник за это время лепит пару корпусов. У них готовы уже пятая, шестая волна мобилизации. Они собираются воевать всерьез. В том числе в расчете на войну с Россией. Донецк и Луганск сейчас не смогут провести мобилизацию по одной простой причине: все добровольцы уже пришли в строй. Количество российских добровольцев то растет, то тут же сокращается — потери очень большие.

«Минские соглашения — мертворожденные»

— А некоторые еще и возвращаются из–за недовольства командованием.

— Поверьте, у меня в кабинете регулярно бывают и командиры, и бойцы с одним и тем же. Они смотрят на меня, как будто я волшебник в голубом вертолете, который прилетит и наведет порядок. Ситуация тяжелая, повторяю. И воевать придется. Или Россия должна будет сдать Новороссию и Крым заодно. Все потуги Владислава ЮрьевичаСуркова жалки. По одной простой причине: он сливал Новороссию всю свою деятельность. Я не знаю, что он докладывал президенту, который, я уверен, Новороссию ни в коем случае не собирался сливать и, более того, поддерживал — но фактически Сурков Новороссию сливал и продолжает сливать.

Сейчас он находится в ситуации, когда то, что он обещал Путину, он не смог выполнить. Не смог добиться мирного урегулирования на приемлемых для России условиях. Была отработана замечательная схема, она уже практически не скрывается. Надо сделать две банановые республики с банановыми лидерами, которые готовы будут подписать все, что им скажут, и впихнуть их в качестве автономии обратно в Украину. Украина сразу становится федеративной, это синяя мечта наших политиков. А Крым де–факто остается в России и все о нем забывают просто.

А им украинская сторона отвечает следующее: нет, ребята, и Донецк, и Луганск, и Крым — наше унитарное государство, и никакого вам русского языка в качестве второго государственного. А еще — извините за выражение — снимите штаны, повернитесь и наклонитесь. А дальше что? А дальше «Путин слил» и Майдан патриотический. И не только патриотический. Экономический кризис в России и перенос Украины в ее нынешнем виде на территорию России со всеми последствиями. Вот то, чего хочет Украина. А мы пытаемся заставить их играть по нашим правилам.

Да не будут они!

Прошу отметить, я не только полевой командир, я еще и полковник ФСБ в запасе. И занимался Украиной профессионально в свое время по одной из линий. И имел уже тогда — и до сих пор имею — информаторов в Киеве, которые мне сообщают, к чему Украина готовится. Мне с июня было известно, что Украина намерена только воевать, и что Порошенко придет к власти с единственным условием — победить Россию. Развязать войну.

— А Минские соглашения…

— Минск–2 как Минск–1 — «мертворожденное» урегулирование. Украина продолжит воевать и как только стабилизирует ситуацию на фронте, возобновит активные действия. Один–два месяца относительного затишья — и все повторится снова.

Если бы вернуться назад…

— Если бы вы теперешний оказались в теле того самого Стрелкова на украинской границе весной 2014–го — что бы вы сделали по–другому?

— Честно говоря, даже не знаю. Лучше бы я не знал, что должно произойти потом.

По одной простой причине: зная, что будет потом, было бы решиться очень сложно, а идти все равно надо было. Конечно, все равно бы пошел… Не факт, что попытка переиграть привела бы к лучшим результатам. Скорее всего — к худшим.

Здесь, я считаю, все равно Провидение играло роль. Провидение позволило нам разоружить две группы украинских войск без единого выстрела и без крови захватить УВД с большим количеством оружия. Проведение позволило случайно группе разведчиков столкнуться с группой СБУ и нанести ей поражение, не потеряв ни одного раненого. Разгромить украинскую «альфу», после чего возникло впечатление, что пришли супервоины. Потом, опять же, если бы я не был уверен, что Россия защитит Донецкую и Луганскую область — как бы я тогда вдохновлял своих бойцов? Будучи сам убежден, я всех убеждал, что Россия нас не бросит, не даст расстреливать русский Донецк и русский Луганск…

Тем не менее прошел прочти год, и то, что происходит, другим словом, чем позорнейший позор для России, я назвать не могу. Я понимаю, что могут быть высокие дипломатические соображения, государственные, но… В 1877 году император Александр II пошел спасать сербов и болгар, единокровных и единоверных братьев. А тут даже не братья, тут часть своего народа, который создал Россию, но волею судеб оказался за границей. Это позор. И за это, я считаю, должны отвечать конкретные исполнители."