И.С.: Во-первых, я вижу, что вы называете Новороссию некой условной территорией. Для вас это территория, а для меня это действительно государство, которое складывается пока из двух регионов, двух республик. Надеюсь, что этим не ограничится. Что касается заявлений киевских военачальников, а также государственных деятелей, то они этих заявлений не прекращали делать, начиная с марта месяца. Сначала они собирались вернуть Крым, теперь они собираются вернуть Новороссию.

Война не прекращалась ни на один день, поэтому ничего удивительного в их заявлениях нет. Обстрелы не прекращались ни на один день, даже после Минского перемирия.
В последнее время их масштаб заметно усилился. Например, в Донецке за последнюю неделю обстрелы приняли характер урагана для некоторых районов. Киевский, Петровский районы обстреливаются практически ежедневно, не практически, а точно, ежедневно по несколько раз в день. Допустим, в пятницу мне сообщили, что сгорело еще четыре, как минимум, дома в Донецке от прямых попаданий. Сообщения о том, что повреждено остекление или снаряды попали в гаражи, можно вообще не считать. Поэтому ничего удивительного нет.

Киев открыто готовится к войне, продолжает срочно ремонтировать и закупать новую военную технику, продолжает комплектовать войска, укреплять позиции.
К.Э.: Игорь, вы говорите, что для вас это государство, для вас это важная часть и вы думаете, что часть эта будет расширяться. Почему же вы не там, а в Москве?

И.С.: Вы задаете вопрос, который достаточно сложен.

К.Э.: Мы простых никому не задаем.

И.С.: Я уже неоднократно говорил, что я ушел в отставку.

К.Э.: Но вы могли бы поехать добровольцем, как простой военнослужащий.

И.С.: Там очень непростая ситуация, я об этом уже говорил. Мое появление там может привести к нежелательным последствиям. Несмотря на то, что я скептически отношусь и к Минскому перемирию, и к целому ряду других действий современной власти, я все-таки считаю, что недопустимо вносить разброд в тыл Донецкой народной республики.

А.К.: Ваше появление там вызовет разброд, вы считаете?

И.Г.: Я считаю, что мое появление там может привести к концентрации вокруг меня разного рода недовольств. Это недопустимо.

А.К.: То есть вы не хотите допустить деконсолидации единой, монолитной ДНРовской структуры?

К.Э.: А недовольств чем, если не секрет?

И.Г.: Много недовольства. Я думаю, недовольство законно в каких-то вопросах. Где-то оно, наоборот, связано с тем, что партизаны, которые составляют большую часть добровольческих формирований, не хотят превращаться в регулярную армию.

К.Э.: То есть вы хотите сказать, что там просто господствует бандитизм, да?

А.К.: Разные подходы.

И.Г.: Я хочу сказать, что недовольство существует. Есть объективные причины, есть причины, которые не заслуживают уважения, но в целом мое появление там может рассматриваться в качестве магнита, который будет привлекать всех недовольных.

А.К.: Я понял, что вы имеете в виду. Видимо, это все-таки не на основе концептов, а на основе конкретных личностей, конкретных персон. Один тяготеет к этому, другой — к другому. Я вас понял. Я связывал ваше невозвращение с вашим намерением заняться политикой. Во-первых, скажите, пожалуйста, так ли то, что вы действительно решили серьезно заняться политикой? Во-вторых, мы все читали, извините, что опять цитирую, слова Бородая относительно того, насколько вам уместно заниматься политикой. Вы наверняка видели это.

И.Г.: Я видел данное интервью. Единственное, что я могу сказать, — что я крайне негативно оцениваю действия Бородая в момент пребывания в Донецке по отношению ко мне в частности. Что касается его заявлений по поводу того, что я собирался заниматься там политикой, то они вообще не соответствуют действительности. Я как раз всячески уклонялся от политики и старался заниматься только военными вопросами, собственно, я ими и занимался.

Я все отдал в руки сначала Бородая, а потом — Захарченко, и не только не отдал, я и не брал на себя политические вопросы. Что касается сравнения с балериной, то это оставим на его совести.
Я и не претендую на какую-то политическую роль. Если говорить о движении "Новороссия", которое я сейчас возглавил, то оно перед собой никаких политических задач не ставит. Оно ставит задачи оказать максимальную гуманитарную помощь людям, которые находятся сейчас там, которые находятся на грани гуманитарной катастрофы.

К.Э.: С другой стороны, вы говорите, что не занимаетесь политикой, но я хорошо помню, что летом, если не ошибаюсь, вы сделали заявление такого свойства, что если президент Путин не окажет срочную военную помощь сепаратистам, Новороссии, то его ждет судьба Слободана Милошевича. Если это не политическое заявление, то что это еще тогда такое?

И.Г.: Это просто мнение человека, который достаточно хорошо знает историю, в том числе историю современную. Тем более, я находился в тогдашней еще Югославии и мог проследить все этапы отступления Милошевича, начавшегося от Книнской Краины и закончившегося через Боснию и Косово в Гааге.

К.Э.: А вы там долго воевали?

И.Г.: Я? Да, я долго воевал в Боснии в 1992-93 годах в качестве добровольца в русском добровольческом отряде.

К.Э.:А не боитесь, что вот теперь после того, как у вас такая публичность появилась, вас потянут в разного рода международные суды, и вы будете фигурировать в международном контексте как военный преступник?

И.С.: Коротко: не боюсь.

А.К.: Вы сами обозначили, что Новороссия —это не просто какая-то область, не просто образование, для вас это серьезный идеологически важный концепт, страна. Вот те люди имена, которых уже прозвучали в нашем эфире, Захарченко, Бородай, Пушилин — это подходящие люди, чтобы реализовать крайне амбициозный проект, концепт?

И.С.: Я в данном случае не хочу обсуждать с вами действия Захарченко и Бородая и кого-либо другого, поскольку не хотел бы, чтобы наше общение превращалось в заочную перепалку. Что касается Новороссии, то единственное, что я могу сказать, что это справедливо возникшее русское государство, населенное русскими людьми, такими же, как мы с вами. И я считаю, что оно имеет все права и все возможности на дальнейшее существование. Хотя первоначально народ четко поднялся за присоединение к России, и надеюсь, со временем Новороссия снова будет в составе России, как она всегда и была с момента своего возникновения в XVIII веке.

К.Э.: История Новороссии, Игорь, обсуждается сейчас очень живо, и даже географическая концепция подвергается атакам с разных сторон. Совершенно очевидно, что если эта тенденция, о которой вы мечтаете, будет реализована, Россия попадет в жестокую международную изоляцию. Будет больше санкций, больше напряжения, очень серьезные удары по российской экономике. Вы российский гражданин, вас это не беспокоит? Вас не беспокоит, что амбиции, которые пока реализовались на таком уровне, на котором реализовались, могут поставить 140-миллионную страну перед очень серьезными вызовами?

И.Г.: Когда в 1812 году Наполеон привел "двунадесять языков" на Россию, можно тоже было говорить о всеобщей изоляции. Тем не менее, никто не собирался сдаваться.

К.Э.: Да, но в Россию-то никто не вторгался сейчас.

И.Г.: С чего вы взяли, что в Россию никто не вторгся? Фактически, совершив переворот в Киеве, Запад приставил пистолет к виску России, создав антироссийский режим. Неужели вы полагаете, что нынешний киевский режим не антироссийский? Если вы так полагаете, то вы очень жестоко ошибаетесь. Фактически нам объявили войну, вернее провели очередной этап этой войны.

К.Э.: Но вы не можете сравнить вторжение Наполеона, вооруженное вторжение лучшей армии мира на территорию Российской империи, с появлением в президентском кресле, например, Порошенко. Мне кажется, просто несравнимые вещи.

А.К.: Игорь говорит, и тут я, на самом деле, с ним согласен, что метод и возможное существование украинского национализма, это жесткая русофобия, агрессивная, радикальная и однозначная.

К.Э.: Хорошо, предположим.

А.К.: Это факт, Костя.

К.Э.: Предположим, даже так. Это сравнимо с вторжением Наполеона?

И.Г.: Я не собираюсь проводить исторические параллели.

К.Э.: Но вы же ее сами провели.

И.Г.: Да, я провел. Я просто говорю о том, что Россия неоднократно в течение своей истории оказывалась в более жесткой международной изоляции, чем нынешняя. Достаточно вспомнить, в конце концов, Крымскую войну. Там тоже начиналось, как говорится, западные державы вторглись на территорию Крыма уже через несколько лет после начала войны, если не ошибаюсь, через два или даже три года.

К.Э.: Через год приблизительно, но ведь Крым был территорией Российской Империи. Опять же это, как Наполеон, несравнимые вещи: появление президента Порошенко, какой бы он ни был русофоб или кто-то другой с вторжением…

И.Г.: Мы не будем спорить по вопросам истории, поскольку разбирать историю Крымской кампании или войны 1812 года в контексте Новороссии, может быть, действительно не вполне корректно. Я просто говорю о том, что Россия неоднократно оказывалась в режиме международной изоляции и даже прямого вторжения.

А.К.: В общем, выдюжим.

И.Г.: Если бояться всякой изоляции, тогда можно отказаться полностью от суверенитета.