2. Трасса в районе Новосветловки на данный момент полностью не разблокирована. Ополчение продолжает атаки, но полностью выбить противника пока не может. Ожидания, что можно будет выбить хунту от трассы за 2 дня, не оправдались и очевидно тут предстоит предпринимать куда как более существенные усилия. Конвой стоит прежде всего потому, что нет физической возможности проехать до Луганска. Отсюда и яростные атаки на Новосветловку со стороны ополчения. Вопрос полного разблокирования трассы имеет не только военный, но и политический характер.

3. В Станице Луганской вчера шли уличные бои. Хунта традиционно повесила где-то флаг и объявила, что город захвачен, однако городские бои продолжились. Ополченцы отошли к господствующей высоте рядом с населенным пунктом, а ближе к вечеру вернулись в город, где возобновились бои. О полном контроле над городом одной из сторон говорить пока не приходится. В принципе, Станица Луганская, учитывая конфигурацию фронта, ныне слабо влияет на вопрос окружения Луганска или борьбы за контроль над границей. Хунте после понесенных неудач отчаянно нужна хоть какая-то победа, но даже здесь с ней пока не складывается. По всей видимости, здесь имеется попытка изменить тактику карательной операции в ЛНР согласно заявлениям Порошенко, а именно — возобновить бои с целью установления контроля над границей. В среднесрочной перспективе, в случае взятия Станицы Луганской, хунта может попробовать возобновить наступление с севера на Изварино. Перспективы тут у хунты весьма туманные в свете катастрофического провала прошлой такой попытки.

4. В районе Алчевска и Стаханова ополчение прочно удерживает ключевые позиции. Первомайск, вопреки вранью хунты, по прежнему находится под контролем ополчения. Город постоянно обстреливается, но прямые атаки на него носят маловразумительный характер. Видимо, здесь у хунты недостаточно сил для более активных действий. Судя по возобновлению активных действий в районе Станицы Луганской, часть сил, освободившихся после срезания Лисичанского выступа, перебросили на северный фронт ЛНР для создания ударной группировки, ныне наступающей на Станицу Луганскую.

5. В районе Дебальцево продолжаются вялотекущие боевые действия, которые сковывают часть сил хунты и носят обеспечивающий характер для действий, направленных на разгром окруженной 30-й механизированной бригады. Крупных сил необходимых для штурма Дебальцево у ополчения тут нет, противник имеет здесь серьезный перевес в бронетехнике и артиллерии.

6. Луганский аэропорт по прежнему блокирован, что подтверждают обе стороны. Активизация боевых действий на других участках позволила хунте поснимать там видео, поскольку артиллерия ополченцев сейчас работает на других участках — не до аэропорта сейчас. То, что его до сих пор не зачистили, как Южный Котел, весьма наглядно говорит как о недостатках командования под Луганском, так и указывает на определенный недостаток сил для ликвидации котла, существующего уже скоро как 2 месяца.

В целом, оперативный кризис к юго-востоку от Луганска продолжается, бои под Новосветловкой, Хрящеватым и в южных пригородах Луганска своим тактическим исходом будут определять далеко идущие оперативные, стратегические и политические последствия.

Донецкая Народная Республика

1. Наступление к югу от Донецка продолжается, но взять Иловайск и Моспино хунта по-прежнему не может. И это несмотря на то, что основные силы ополченцев, высвободившиеся после победы под Миусинском и Красным Лучом, брошены на окружение Южного Котла 2.0 и отражение наступления хунты на Ясиноватую и Енакиево. Пользуясь общим превосходством в силах, хунта пытается обтекать Иловайск и Моспино, которые уже 2 дня как находятся в полуокружении. В пригородах идут бои, противник активно использует ствольную и реактивную артиллерию. Обстановка тяжелая, так как у ополчения здесь мало резервов, которые задействованы на других участках, хотя здесь остро необходим ввод в бой нескольких батарей гаубиц или РСЗО + 10–15 танков

2. Наступление хунты на Ясиноватую в очередной раз позорно захлебнулось, из города хунту выбили, плюс на камеру сожгли очередной «победный флаг». Этот ключевой пункт, необходимый для наступления на Донецк с севера, по-прежнему удерживается ополчением. Значительную помощь гарнизону Ясиноватой оказали силы, переброшенные из-под Красного Луча и Миусинска, которые остановили и отбросили противника. Здесь ожидается перегруппировка противника и возобновление наступления.

3. Обезопасив район Миусинска и Красного Луча, ополчение сейчас использует этот район для маневра немногочисленными резервами по внутренним линиям. Обострение кризиса в районе Ждановки, а также усилившиеся обстрелы Макеевки и Харцызска, будут требовать здесь концентрации дополнительных сил для остановки наступления хунты на этом участке. Для дальнейшего продвижения у хунты здесь пока сил недостаточно, но усиление артиллерийского кулака на этом участке говорит о том, что в течение 2–3 дней здесь возможен новый удар по направлению к трассе, идущей через Торез на Донецк. Не исключено, что хунта, потерпев неудачу под Шахтерском и Красным Лучом, предпримет третью попытку отрезать ДНР от ЛНР. Тем не менее, на данный момент сообщение между республиками по ключевой трассе сохраняется. Во втором издании Южного Котла в целом без существенных перемен. Возобновление боев на подступах к Саур-Могиле говорит о том, что ополчение пытается не допустить полного контроля хунты над высотой и сковывает здесь резервы, которые хунта может использовать для деблокады Южного котла 2.0

4. Окружить Горловку или взять Енакиево противнику пока не удается, но коридор, ведущий из Донецка в Горловку, сейчас достаточно узкий, так что хунта предпринимает очевидные действия по срезанию горловского выступа. Основной удар наносится со стороны Углегорска и к северу от Пантелеймоновки, которая по одним данным находится под контролем хунты, а под другим — под контролем ополчения. В целом именно на этом участке фронта для ополчения ДНР сохраняются максимальные риски, ибо в случае отрезания Горловки в окружении могут остаться довольно существенные силы, а хунта получит столь желаемую локальную победу, которой можно обосновать продолжение кровавого безумия.

5. Сам Донецк контролируется ополчением, лобовой штурм с западного направления вряд ли возможен, а с севера и юга хунта завязла в боях за Иловайск и Ясиноватую. В целом город сейчас засыпают снарядами и ракетами, обстрелы носят откровенно террористический характер и направлены на уничтожение гражданского населения и развитие гуманитарной катастрофы.

В целом, с учетом потерь и ротации подразделений, хунта сейчас располагает на Донбассе в боеспособном состоянии 48–52 тыс. личного состава, около 550–600 единиц бронетехники, до 270 артиллерийских систем и РСЗО, до 15 самолетов и 5–10 вертолетов. Ополчение располагает примерно 19–23 тыс. личного состава, до 130 единиц различной бронетехники и около 50 различных артиллерийских систем и РСЗО.

Несмотря на сохраняющееся общее превосходство хунты в людях и технике, соотношение сил постепенно выправляется и уже не носит совсем уж вопиющего характера, как это было в июне или июле.

Именно меняющимся соотношением сил объясняется возросшее ожесточение и упорство боев практически на всех направлениях. Линия фронта для ополчения сузилась, а плотность войск возросла, поэтому у хунты остается все меньше возможностей бить по незащищенным участкам, уклоняясь от лобовых ударов.

Стоит обратить внимание, что, несмотря на истерики Кургиняна, что, якобы, оставив Славянск и Краматорск, скоро сдадут и Донецк, Донецк уже более месяца уверенно отражает наступление киевской хунты, ведущееся с максимальным напряжением сил. В этом, безусловно, заслуга Стрелкова, который своевременным отходом на Донецк спас столицу ДНР от сдачи хунте и за короткий срок организовал оборону в предполье, которую хунта до сих пор не может полностью преодолеть. Собственно, то, что более месяца Донецк сковывает огромные силы хунты, лишний раз говорит о том, насколько правильным было решение Стрелкова, которое позволило не только сохранить ДНР, которую готовились сливать, но и организовать первый Южный Котел, который ныне является одним из главных поставщиков бронетехники для ополчения.

В целом, ополчению на данный момент необходимо выбить хунту из Новосветловки, удержать Ясиноватую, Иловайск и коридор до Горловки, а также выбить противника из Ждановки.

При этом надо найти силы для ликвидации двух окруженных бригад к югу от Красного Луча.

И главное, с каждым днем, все больше людей понимает, что война летом 2014 не закончится (если только не случится каких-то внезапных политических решений) и будет продолжаться осенью, хотя сколько было воплей, что все закончится в мае, июне, июле, августе. Это не закончится сразу, этот ужас, как и в Югославии, будет тянуться и далее.

И таки-да, готовьтесь собирать осенне-зимнее обмундирование для ополчения. Скоро оно понадобится.

При этом мэр отмечал, что политик должен выражать свои мысли понятно для аудитории. «Будь проще и говори на понятном для людей языке. Потому что очень многие политики стараются говорить на такой терминологии и так умно, что человек будет их час слушать, и потом не сможет абсолютно ничего пересказать», — цитирует его Sports.ru.

На днях стало известно, что советников Виталия Кличко стал солист группы «Вопли Видоплясова» Олег Скрипка. Ему делегировали задачу по благоустройству Андреевского спуска в центре столицы, который планирую сделать исключительно пешеходной зоной.

Во-первых, в мире практически не осталось уникальных товаров, не имеющих аналогов, производимых в других странах. И данные товары, как и всё уникальное, доступно лишь очень узкому кругу ценителей, а не массовому потребителю. Согласитесь, ограничение на ввоз аутентичной пармской ветчины отнюдь не вызовет голодных бунтов в населённых пунктах Бурятии, а отсутствие в минимаркетах шампанского марки «Вдова Клико» вряд ли скажется на умонастроениях жителей Славянска-на-Кубани.

Во-вторых, рынок не терпит пустоты. Вместо «ножек Буша» на прилавках окажутся куриные окорочка российского производства, вместо голландских и итальянских «массовых» сыров в российскую провинцию хлынут лицензионные или похожие товары из Казахстана и Белоруссии, ныне конкурирующие друг с другом на российском рынке молочной продукции. А у многих любителей фруктов появится возможность вспомнить, что отнюдь не Варшава, а Алма-Ата переводится на русский язык как «Отец Яблока».

В-третьих, за введение санкций против России благодарить Вашингтон и Брюссель будут те страны, совместно с которыми Москва уже строит новый экономический союз, либо те, которые готовятся к этому союзу присоединиться.  Ведь теперь часть российских денег пойдёт на финансирование сельского хозяйства союзных России стран, а не европейских фермеров.

Своей санкционной политикой Европа и США сами себя высекли, обеспечив себе убытки в размере 12 млрд. долл. Для государств Прибалтики потери настолько существенны, что даже до введения Россией ответных санкций прогнозировалось падение ВВП на 10%. Сегодня же ряд рыбоконсервных предприятий Латвии, 90% продукции которых поставляется в РФ, готовятся объявить о банкротстве. Та же ситуация в Литве, теряющей покупателей двух третей производимой свинины, и Эстонии, от четверти до трети сельхозпродукции которой идёт в Россию. В панике финские производители масла, с начала ХХ века ориентированные на российский рынок, а также польские садоводы. Миллиарды евро недополучат голландские, венгерские, болгарские, германские, французские, итальянские крестьяне и норвежские рыбаки.

Для Европы политические последствия послушного исполнения воли Белого дома могут оказаться очень существенными. Так, финские политики прогнозируют уже в текущем году политический кризис и досрочные выборы под лозунгом «Прочь от Брюсселя». Руководство традиционно экономически ориентированной на Россию Венгрии открыто заявляет о своём нежелании подчиняться требованиям Еврокомиссии. Зреет недовольство политикой центральных органов ЕС в Болгарии и Греции, где доля России в экспорте достигает 20,2 и 12,4% соответственно.

Экономические последствия бездумного следования в фарватере американской санкционной политики уже ощутили на себе Германия, Италия и Франция, являющиеся основными донорами европейского бюджета. Если Париж фиксирует нулевой рост ВВП, то Рим и Берлин отчитываются о его падении на 0,2%. И компенсировать убытки от собственных и встречных санкций Европе просто нечем. То есть, идя на уступки Вашингтону, Европа обрекает себя на новый кризис, выбираться из которого хотя бы до уровня ВВП 2008 года, например Финляндии, придётся не менее 10 лет.

А самое неприятное для европейцев то, что они своими действиями добились старта процесса реструктуризации целого сегмента мировой экономики, добровольно сдав свои позиции конкурентам из бурно развивающихся государств Азии и Южной Америки…

Так о готовности заместить европейских производителей овощей и фруктов в России уже заявили Китай, Турция и Израиль. Сокращение поставок мяса из Европы готовы компенсировать Бразилия, Аргентина и Новая Зеландия, не пожелавшая терять российский рынок присоединением к американским и европейским санкциям. В стороне от санкций прочих европейцев осталась Швейцария, молочная и сырная продукция которой ничуть не хуже итальянской, французской и голландской. Несмотря на формальную поддержку официальным Токио позиции США, японские рыбаки вряд ли откажутся от возможности потеснить европейских конкурентов.

Разумеется, США и Брюссель пытаются оказать давление на указанные государства, добиваясь их присоединения к антироссийским санкциям. Однако дело уже сделано: процесс отмирания сельскохозяйственной отрасли беднейших государств ЕС начался, новый виток экономического кризиса в Европе, который может если не разрушить Евросоюз, то надолго заморозить уровень благосостояния европейцев, стартовал. Вместо Европы экономический толчок, вызванный поступлением российских денег, получат государства БРИКС, Таможенного союза и другие развивающиеся экономики «периферийного мира».

И это не предел: Вашингтон и Брюссель в своём стремлении окончательно уничтожить европейскую экономику под аплодисменты азиатских конкурентов уже обсуждают санкции против России, касающиеся поставок в Европу энергоносителей. Каковы будут последствия этого шага для государств ЕС, зависимых от России на 10-100%, остаётся только догадываться. Одно можно сказать с уверенностью: даже без санкций в области энергоносителей мы на пороге заката Европы и бурного роста Азии и Латинской Америки, господа!

— Да, потому что найти мы их не можем. Но сейчас уже хороший результат в том, что обе стороны поняли, что надо освобождать. Попутно это решает многие задачи: такие, как содержание в плену.

Когда людей обменивают, я на них смотрю. Привожу людей с этой стороны, и мы критически смотрим на то, как содержатся пленные. Мы договорились до того, что с пленными будут обращаться удовлетворительно.

Начиналось с того, что их босиком не будут передавать, что им будут давать какую-то обувь. Потом мы смотрели уже по условиям содержания, кого кормили, кого нет. Договорились: их должны кормить. А дальше — лечение. Пленным, которым необходимо медицинское лечение, обе стороны нужную помощь оказывают.

В Луганске было такое: чтобы спасти офицеру руку, доктора рекомендовали немедленно его госпитализировать на стационар. У него началась гангрена, необходимо было сложное медицинское вмешательство. Я не успевал приехать из Киева, чтобы его срочно доставить, и его перевезли в Россию. Спасли жизнь человеку, пленному.

— А потом его вернули?

— Его еще не вернули. Там сложное медицинское вмешательство, длительное. Я не знаю, какова его дальнейшая судьба, вернут или не вернут, но главное, что пленных не расстреливают — их готовят для обмена.

— Есть же разные виды пленных. Есть пленные гражданские, есть военные. Есть разные причины, по которым берут в заложники. Со многих просто выбивают деньги. Как вы работаете с теми бандами, которые забирают людей ради прибыли, которым не нужен обмен?

— Нужно искать деньги и выкупать этих людей.

— Но по международным принципам это не совсем гуманно, поскольку на эти деньги они покупают оружие, которым продолжают убивать людей…

— Здесь надо воспользоваться опытом Израиля. Израиль не ведет переговоров с террористами, и в подобных ситуациях людей не выкупают за деньги. Они хвастались этим довольно длительное время. Сейчас же они поняли ошибочность этой тактики и создали у себя центр переговорщиков, где рассматривают разные ситуации по освобождению пленных, в том числе выкуп за деньги. Этот вариант должен быть страховочным.

Если со стороны тех, кто удерживает, это позиционные торги — они заявляют, что отдадут человек только за деньги, — то необходимо идти с ними на контакт и работать с деньгами.

Но если они подчиняются хоть каким-то образом общему руководству Донецкой и Луганской республик, то в таких случаях я нахожу этих пленных, вступаю в торги, сообщаю руководству — и они сами отдают этих пленных, меняя их, разрушая схему продажи людей.

Мы изначально договорились, что за деньги людей не выкупаем и не торгуем. Такая возможность у нас есть.

— А чем это выгодно руководству ДНР и ЛНР?

— Они таким образом показывают заботу о своих людях, которые попали в плен или содержатся в тюрьмах — так же, как это выгодно президенту (Украины — прим. авт.). Он показывает заботу о своих гражданах. Это правильно. Ему это доверили избиратели, они находятся в плену, и он должен вытянуть их оттуда.

Так же поступает и луганская и донецкая стороны со своими соратниками. У них вообще идея всех своих освободить. Это нормально, это по-человечески.

— А это возможно?

— Да, это возможно.

— То есть конечная цель — обменять всех?

— Это идея-максимум. Моя работа — освободить людей со всех сторон.

«Комбайнеры шли с работы, их приняли за разведчиков, прострелили каждому колено»

— Объясните мне, в чем разница и сложность в освобождении военнопленных и гражданских. Насколько я понимаю, с гражданскими сложнее?

— Особой разницы нет. Просто в одно время было больше гражданских активистов среди пленных. С военными проще, потому что к военным никаких вопросов не возникает, идешь и освобождаешь.

Если же пленный гражданский, мне требуется перепроверить, стоит ли освобождать этого человека, или менять его, или нужно уговорить сторону, чтобы его просто отпустили.

Недавно позвонила супруга одного из пленных, рассказала, что три комбайнера шли с работы вечером через блокпост, их приняли за разведчиков и начали допрашивать. Прострелили каждому колено. А в плену с простреленным коленом многие соглашаются «быть разведчиками». Даже местные жители.

— Да даже без простреленных колен…

— Да, даже без простреленных. В общем, выяснилось, что они все-таки просто комбайнеры, и отпустили. Такие случаи происходят с обеих сторон. Это ненормально. Это надо прекратить.

— А что касается идейных людей, которых задерживают в ДНР и ЛНР? С ними сложнее работать? Гражданского активиста, который выступает за единую Украину, сложнее вытащить, чем комбайнера?

— Сложнее. Он подлежит обмену. Если он просто волонтер, который привозил продукты питания, это проще. Если привозил бронежилеты, литературу, ездил сам с оружием, то сложнее.

— Есть один такой тонкий момент: когда пропадает какой-то человек, как должны вести себя СМИ и блогеры, чтобы не навредить? Многие уже советовали, что если предавать историю сильной огласке, это усложняет работу.

— По-разному. Да, бывает, что это усложняет работу и переговорщику, и самому пленному. Информацию нужно давать дозировано, без каких-либо неточностей.

Например, пишут, что забрали активиста «Правого сектора» — а парень не знает, что такое «Правый сектор», ну, был у него флаг черно-красный, но это не значит, что он активист. Для той стороны это будет аргументом держать его дольше, пытать жестче.

Ну, и пленным надо себя аккуратно вести. У меня был случай, когда человеку, которого приехали менять, сказали, что его отпускают на свободу, и попросили рассказать, чего он все-таки наделал. И он наговорил много лишнего. В результате я его уже три недели не могу забрать.

— Это такая уловка у них была?

— Они не готовились к этому. Случайно спросили, а он случайно наговорил на себя. Очень много пленных наговаривают, создают себе ценность, чтобы выжить. Им кажется, что сейчас их расстреляют, и надо показать какую-то важность. Они говорят, что они корректировщики, например. Я знаю с десяток «корректировщиков», которых держат в Донецке. Они не корректировщики, они не знают, что это.

— А как они должны были себя повести?

— Мне сложно сказать. В каждой ситуации в плену пусть каждый ведет себя так, как видит и может.

— Но нужно вести себя по-честному?

— Лучше по-честному, если ты не военный и не профессиональный разведчик.

— Два дня назад ко мне обратились люди, которые сообщили, что в Макеевке задержали блогера, который якобы был корректировщиком. Его матери сказали, что он будет расстрелян. Как вести себя в такой ситуации?

— Во-первых, надо сообщить в наш центр. Мы сразу связываемся с человеком, который его удерживает, или с его начальством, и обговариваем эту проблему.

Никто не будет расстреливать «во вторник в 12 дня». Никто не сможет поставить условие освободить кого-то из тюрьмы к вечеру субботы. Для этого и нужны переговорщики, чтобы объяснять процедуры освобождения и разговаривать.

Это такой способ усилить свою позицию, но надо понимать, что когда командир просто меняет людей, эта позиция принимается. Когда он говорит, что до вторника расстреляет человека-то автоматически переходит в ранг террориста, потому что угрожает жизни пленного. Это неправильно.

— А вы знаете, сколько человек за все это время было расстреляно в плену?

— Я знаю приблизительную цифру, но не скажу ее.

— А можете ли вы сказать, где сейчас опаснее всего? Где применяют самые жестокие пытки?

— Нет такого понятия, как «самые зверские» или «самые опасные». Мы работаем три месяца, и условия содержания везде более-менее одинаковые.

Есть редкие отщепенцы, они есть всегда во всех войнах. У кого-то нервы сдают, кто-то изначально ненормальный. Кто-то хочет расстрелять пленных, ходит с автоматом. Кто-то хочет бросить гранату в камеру с пленными, отомстить, так сказать. Это, как правило, люди невысокого морального уровня, необразованные, просто шалят словами. Или же доведенные в результате психического или алкогольного состояния до такого желания.

«Уберите слово летчик и поймите, что я — истребитель»

— Что это за люди, с которыми вы ведет переговоры? Какой у них характер? Ради чего они это делают? Вы наверняка успели себе портрет сложить.

— А ради чего украинская армия захватывает пленных? Что это за люди в украинской армии и батальонах?

— То есть, для вас это одни и те же понятия?

— А для вас не одни и те же? Для вас шесть миллионов луганских и донецких жителей вдруг стали врагами?

— Нет, мирные жители не являются врагами.

— А те, кто ходит с оружием — их 15 тысяч — они враги?

— Ну, вообще-то да. Это люди, которые угрожают жизни и здоровью мирных людей.

— Армия угрожает жизни и здоровью мирных людей. Она для этого создана. Офицеры, закончившие военные училища, — это профессиональные убийцы, или вы не знали об этом? Не знали? Это не человек, который ходит с флагом на параде, это человек, который в окопе убивает другого человека.

Он на это учился, так же, как я — летчик-истребитель. Красивое слово, в быту привычное. Уберите слово летчик и поймите, что я — истребитель. Я должен что делать? — Истреблять.

Я не отношусь к тем людям так, как относитесь вы к врагам. Вам легко с этой позиции. А я этих людей давно знаю. Там офицеры, там афганцы, с которыми мы протестовали против Януковича. Там люди, с которыми мы стояли на Майдане. На Евромайдане. Но мы его так не называли.

— Там — это где?

— Там — на той стороне. За ленточкой. В Луганской и Донецкой республиках.

— То есть, эти люди стояли с вами на Майдане?

— Да, они теперь воюют с украинской армией. Они с двух сторон.

— А почему они это делают?..

— А почему на Майдане это делал «Правый сектор»? Или почему люди стояли на Майдане?

— Если они были на одном Майдане, почему они теперь выступают против тех людей, с которыми стояли рука об руку?

— Потому что люди, которые были на Майдане, удовлетворились снятием Януковича — и всё. Больше ни одно требование не выполнено. А эти решили до конца идти. Им мало того, что сняли Януковича, им нужны реальные изменения. И большинство пунктов, которые они требуют — те же, что провозглашались на Майдане.

— Но выглядит это совершенно по-другому.

— За это надо журналистов поблагодарить и всех остальных, кто обозвал их террористами. И тех, кто придумал слово «АТО» вместо слова «война».

— Но Россия не признает это войной…

— Россия здесь при чем?

— По-вашему, Россия не участвует в этом конфликте?

— Вы там видели российские войска?

— Я видела военных из России.

— Вы видели участие российских войск?

— Официальных — нет.

— Вы и неофициально их не увидите, потому что их там нет. Если вы видели какого-то человека русского или военного, это не означает участие России.

— А как это назвать?

— Как угодно. Вы знаете, что наемники воюют с обеих сторон?

— Да.

— С обеих. И с украинской, и с луганской и донецкой. Ну, вот, как это назвать, что и Польша воюет вместе с нами, и Швеция?
Есть нехороший анекдот: «Россия воюет с Америкой до последнего украинца». Это больше похоже на правду. Но это геополитика, и разбор совершенно в другом месте. Специалисты по национальной безопасности могут об этом говорить.

Мы же работаем непосредственно в поле и, пользуясь этими знаниями и своим опытом, называем вещи своими именами. Если там есть поставка российского оружия, это одно дело. И какой человек его поставляет? Путин может запретить, это другой вопрос. Если там есть российские офицеры, это тоже другой вопрос. Это не участие России.

— А как это назвать?

— Вы были там?

— Я последние полгода только этим и занимаюсь.

— И что, все российские офицеры? Чечены все?

— Нет, не все, но костяк. Люди, которые руководят процессом.

— Да Господь с вами. С украинскими паспортами?

— Со вполне себе российскими паспортами.

— Это называется «советники».

— Инструктора.

— Еще в Советском Союзе мы уезжали в другие страны, как «шахтеры, по обмену опытом» — были военными советниками. Точно также советуют и специалисты с разных стран, инструктора. Не потому что страна туда отправляет, а потому что народ просит.

Вот мы собираемся сделать с вами банду маленькую, но нам нужен специалист, и мы его приглашаем. Бандита какого-нибудь. Для того чтобы он посоветовал, как и что делать.

— Но люди, которые рассказывают, как и что делать, все из России. Как можно говорить о том, что этот процесс является внутренним, если он управляется извне?

— Вы так хотите, так и говорите.

— Нет, я пытаюсь разобраться.

— Разбирайтесь. Я вам сказал свое мнение. Все вопросы решаются внутри Украины. Войну уже можно было выиграть одной и другой стороне восемь раз.

— Если бы не…?

— Если бы было желание выиграть, а не растянуть. Огонь прекратить и договориться — можно было за три месяца. В любой ситуации можно остановить огонь и договориться.

— Почему, по-вашему, этого не происходит?

— Кто-то не заинтересован в прекращении войны. Я могу договориться.

— А вы будете это делать?

— Буду.

Сейчас не применяется закон о войне. В Киеве боятся военного положения и не знают, что это такое. Гражданские люди, которые находятся у власти, боятся военных, потому что когда будет военное положение — гражданские, возможно, будут не у власти, станут руководить военные. В результате страдает вся инфраструктура, люди страдают.

— Вы считаете, что нужно вводить военное положение?

— Если идет война, значит, нужно вводить военное положение. Журналистам нужно запрещать писать о войне, потому что они не понимают, что это такое. Разрешить нужно только специалистам. Должна быть жесткая цензура по этому поводу, чтобы не навредить. Я противник цензуры, но я так говорю, потому что знаю.

Налоги должны собираться правильно, а не так, как Яценюк выпрашивает у парламента добавление какого-то налога по каждому закону.

На войне все очень просто. Есть война, есть вопросы, есть победа. Есть цель. А здесь непонятно что.

— Киев просто стремится продолжать жить мирной жизнью…

— Киевляне стремятся. А правительство разве стремится?

— Никому же не выгодно военное положение. На Западной Украине как будто нет войны.

— А квартира страдает, если военное положение только на кухне? А в спальне все нормально? Это же ваша квартира, вы же должны управлять квартирой своей, поэтому военное положение везде: и в спальне, и на кухне.

Западная Украина, хочет, не хочет — но участвует в войне, отправляет своих солдат. Я их вижу, потому что вытаскиваю из плена, они по-русски слова произнести не могут. Они еще как участвуют.

Так что это не антитеррористическая операция. Это война.

— Война какая?

— Новая. Непонятная. Гибридная. Почти гражданская.

— «Почти» — потому что есть «консультанты»?

— Консультанты есть всегда. Почти гражданская, потому что идеологически их различить почти невозможно. Воюющие стороны хотят хорошо жить. Они хотят, чтобы были ровные дороги, сытая семья. Для них нет большой разницы, примкнуть к России или к Евросоюзу или остаться самим.

Они хотят лучше жить. Всех довели до нищеты, ту и другую стороны.

— Но война доводит еще сильнее.

— Война — это прогресс всегда: и в душах, и в завтрашнем дне. Украина — богатая страна, она нищей никогда не будет. Я думаю, что война закончится, и люди станут богаче.

— Вместе с Донбассом?

— Вместе.

— То есть Приднестровье-2 там не получится?

— Нет. Разрушена инфраструктура, поэтому не получится.

Украинцы — работящие люди и умеют грамотно работать. Инженера шикарнейшие, и в Донецке там все-таки один из элитных вузов Украины — Политехнический институт.

— Снаряд туда недавно прилетел…

— Это серьезный вопрос — чей снаряд. Есть какая-то третья сторона — мы сейчас ее так называем — которая разбрасывает эти снаряды и сваливают на одну или другую сторону.

— Что это за «третья сторона»?

— Я пока не знаю, не владею такой информацией. Мы называем это третьей стороной. Безлер называет третьей стороной, и в Донецке так говорят. Их ищут. Смотрят, что это за диверсанты.

«Мать не должна была бездумно голосовать, в следующий раз она будет голосовать сердцем»

— Вы говорите, что люди одинаковые с обеих сторон. А вот ситуация: маме сказали, что ее сына хотят расстрелять. Привели к нему палача и священника — ей так сказали, — и она готова на коленях ползти умолять ополченцев, чтобы ее сына отправили хотя бы рыть окопы. Это правильно?

— Да, это правильно. Когда родственники заботятся о близких, которые находятся в плену, это прекрасно. Так и получается семья.

А мать не должна была бездумно голосовать, и в следующий раз она будет голосовать сердцем, с учетом пережитого. И сын будет правильно выбирать свое правительство.

— То есть это такой путь очищения, по-вашему?

— Да. Мы перестали ездить к родителям и вспоминать их часто.

— А ополченцы потом смогут «выбирать сердцем»? Научатся ли они думать в таком ключе?

— Ополченцы — точно такие же украинцы. Они не из другого теста, у них та же группа крови, она такая же красная. Они учились в таких же школах, сидели за одной партой.

— Но у них немного другое положение. Они в меньшинстве.

— В каком меньшинстве? Сколько надо убить людей, чтобы Донбасс считался украинским? Сто тысяч? Двести?

— Ни одного бы…

— То есть, нужно разговаривать. Договариваться. Надо научиться слушать. Хороший переговорщик мало говорит и много слушает.

— А как вы думаете: дончане, которые привыкли пассивно относиться к политике и к жизни, научатся чему-то?

— Конечно. Они уже научились. Мы все уже научились. После Майдана Украина такой же не будет, а тем более после этой войны.

Мы все теперь другие.

Беседовала Екатерина Сергацкова, специально для УП.