2. Леворадикальный революционизм пролукашенковских блогеров прекрасно коррелирует с леволиберальным радикализмом западных глобалистов, в борьбе с собственными консерваторами цепляющихся за власть посиневшими пальцами.
Режим, сделавший ставку на наёмников и русофобов в сфере информационной политики и идеологии, сделал эту ставку во всём. На этом фоне нельзя считать случайностью продолжающиеся даже в ходе перманентного майдана попытки Лукашенко заигрывать с Западом и добиться восстановления условий, благоприятных для возвращения к проведению «многовекторной» политики.
Часть экспертов считает, что Лукашенко пытается пересидеть майдан, чтобы потом выторговать у России более благоприятные условия для интеграции. Это неверно. Лукашенко уже пересидел майдан. Теперь он пытается задавить в стране любое альтернативное мнение, любой, даже вполне законный и естественный, процесс. Это надо ему для того, чтобы выдвигать свои условия не России, а Западу. Он уже почувствовал (он ничего никогда не понимает — именно чувствует на уровне инстинктов), что содержать его режим Россия не будет. Ему могут только гарантировать спокойную старость в случае проведения конституционной реформы и добровольного ухода на пенсию.
Но и существовать самостоятельно, на честно заработанное, белорусский режим в нынешнем виде не может. Остаётся последний вариант — подороже продать страну Западу в качестве антироссийского предполья и остаться в ней пожизненным президентом. Ради этого-то и необходимо установление абсолютной неприкрытой, никакими законами не ограниченной диктатуры. Пусть даже ценой гражданской войны.
Скатывание Белоруссии в гражданскую войну — самый опасный для России сценарий. Выступить на стороне Лукашенко против белорусского народа бессмысленно и аморально. Но с аморальностью примириться можно, а с бесперспективностью нет. Победивший Лукашенко всё равно будет двигаться на Запад, а Россия станет для белорусов пособником режима, ничем от него не отличающимся. Поддерживать пророссийский курс против прозападного в этих условиях будет бессмысленно.
Если поддержанный Россией Лукашенко проиграет, будет ещё хуже. Останутся в наличии все негативные факторы, действующие в случае победы Лукашенко, но появится дополнительный — потеря авторитета России, как страны, не сумевшей удержать на своих границах режим, в поддержку которого вложилась, презрев собственные интересы и моральные нормы.
Выступить на стороне майдана против Лукашенко Россия тоже не может. И не только потому, что майдан в значительной своей части прозападный и антироссийской, и не только потому, что такое выступление противоречило бы всей российской политической традиции, предполагающей отказ от поддержки переворотов и революций. В конце концов, традиции меняются, а, контролируя ситуацию в стране, привести к власти здоровые силы не проблема. Проблема в том, что здоровых сил нет.
Лукашенко не просто десятилетиями подавлял в стране любые пророссийские движения и не просто выращивал проевропейскую оппозицию, которая теперь его пытается свергнуть. Он создал для себя в виде точки опоры то, что я называю корпусом придворных силовиков. Это значительная прослойка людей, как правило на определённом этапе своей карьеры связанная с силовыми структурами. «Чистые» бюрократы тоже встречаются, но их мало. Они успевают поруководить всем: заводами, районами, министерствами, милицией, армией, некоторые проходят через Совбез и/или президентскую администрацию. Эти «универсальные управленцы» в большинстве своём отличаются умеренной, а то и низкой компетентностью (слишком часто за время карьеры их «перетрахивают», не давая приобрести необходимый и достаточный опыт хоть в какой-нибудь сфере).
Их достоинство — абсолютная преданность «бацьке» до тех пор, пока его поражение не станет очевидным. Потом они могут попытаться не дать ему убежать и откупиться его головой, но, во-первых, это будет потом, во-вторых, Лукашенко может рассчитывать на то, что, пока его кадры будут осознавать случившееся, он уже будет далеко. Он может ошибиться, как до него ошиблись многие другие, но, пока власть Лукашенко относительно прочна, эти люди хранят абсолютную верность и готовы выполнить любые, самые незаконные, приказы.
Вот эта прослойка и является самой опасной частью режима. Если предположить, что майдан сверг Лукашенко, а затем Россия подавила майдан (а это наиболее внешне простой сценарий развития событий в среднесрочной перспективе), то Москве придётся искать местных политиков, на которых можно будет опереться. Единственной точкой опоры в Белоруссии окажутся лукашенковские придворные силовики.
У них есть одно большое достоинство: они готовы служить новому хозяину так же верно, как служили предыдущему (пока хозяин силён, разумеется). Всё остальное — сплошные недостатки. Они не знают общества, в котором живут, и не желают его изучать. Они абсолютно не гибкие и безынициативные. Выполнят-то они любой приказ, но что делать без приказа в меняющейся обстановке — они не знают. Умеют только «охранять вчерашний день», то есть добиваться, чтобы в сфере их деятельности не происходили никакие изменения, пока сверху не поступил приказ.
Они не нуждаются в убеждениях сами и никого никогда не убеждают. В кризисном случае они знают один способ — применить силу и давить по нарастающей. Для них государственным преступником является и реальный бандит, бросающийся на ОМОН с коктейлем Молотова, и обычный рабочий, не согласный с условиями оплаты труда, да в принципе, любой человек, точка зрения которого не совпадает с точкой зрения вождя до последней буквы.
Фактически остающийся в наследство от Лукашенко аппарат управления (не только силовики, но и вся бюрократия) является эффективным механизмом подавления всего и вся — от реальных мятежей до бытовых споров. Власть этого аппарата обеспечивается не только прямым насилием, но и, в неменьшей степени, тотальным контролем над всей экономикой. Белорусская экономика не просто управляется в ручном режиме, но каждый вышестоящий начальник может без объяснения причин отменить и переиначить все распоряжения нижестоящего (даже если закон такое вмешательство ему запрещает). Силовики же просто стоят на верхушке этой иерархии. Над главными силовиками только президент, а они надо всеми.
Несложно заметить, что такая организация экономической и политической жизни абсолютно противоречит правилам и нормам, принятым в России. То есть российский аппарат, которому было тяжело (да и сейчас ещё бывает тяжело) взаимодействовать с бывшим украинским аппаратом в Крыму, с белорусским вообще несовместим. У российских чиновников и силовиков иные, чётко ограниченные, сферы ответственности, а вмешательство в работу предприятий (хоть государственных, хоть частных) им вообще строжайше запрещено.
Всё было бы не так страшно, если бы этот косный, негибкий аппарат остался без хозяина в результате естественного хода истории (все мы смертны). При условии что в Белоруссии к тому времени была бы абсолютная социально-политическая стабильность, можно было бы постепенно переформатировать и сам аппарат, и правила общественной и государственной жизни. Но аппарат рискует остаться без хозяина в условиях острого внутриполитического кризиса, в ходе которого страна вышла на грань гражданской войны.
Радикализированные самим же Лукашенко, противостоящие друг другу группы его сторонников и противников искренне ненавидят друг друга и готовы убивать. При этом, как уже было сказано, аппарат — главная опора режима, цементирующая Белоруссию, уже неоднократно выполнял незаконные приказы, в том числе и приведшие к человеческим жертвам (пока единичным, но уже жертвам). Ненависть и недоверие к нему уже достаточно высоки. Если майдан свергнет Лукашенко, то к тому времени и количество трупов и ненависть к защитникам режима выйдет на новый уровень.
Этот аппарат не сможет руководить Белоруссией с опорой на Россию. Иначе Москве придётся взять на себя все его преступления и весь связанный с ним негатив. Но и никого другого, кто мог бы обеспечить управляемость Белоруссии, сегодня нет.
Зато этот аппарат сможет сохранить свою власть при прозападной ориентации Белоруссии. Мы это видели на Украине. Некоторых убили или посадили (наиболее непримиримых, а также некоторых в порядке личной мести), чуть больше чиновников люстрировали, после чего большинство из них вернулись на рабочие места. Практически все украинские политики и силовики, оставшиеся в стране, прекрасно себя чувствуют и давно уже так или иначе активно участвуют в общественной и политической жизни.
Дело в том, что Западу всё равно, кто и как управляет колонией, главное, чтобы приказы исполнялись, а это созданный Лукашенко аппарат умеет на пять балов. А кого «ловить, казнить и вешать» — сторонников Тихановской или сторонников Лукашенко, ему (аппарату) по большому счёту всё равно.
Конечно, останется кто-то из чиновников, кто сохранит «верность павшему величию». Они сыграют для аппарата в целом полезную роль. Их объявят главными контрреволюционерами, а расправа с ними (официальная или внесудебная) позволит толпе спустить пар.
Подчеркну, что Западу необходима эксплуатация Белоруссии просто как территории, способной предоставить некоторый, пусть и небольшой, ресурс для разграбления, а также стать антироссийским плацдармом. Для выполнения таких функций лукашенковский аппарат вполне подойдёт. Они не случайно быстро находят общий язык с украинскими коллегами — они мыслят одинаково. России необходимо осмысленное, заинтересованное, инициативное участие Белоруссии в интеграционных процессах. Для этой функции белорусский аппарат приспособлен так же мало, как резиновая дубинка к созданию «Евгения Онегина».
Итогом правления Лукашенко в Белоруссии для России становится ситуация, в которой любое решение является плохим. Действующая белорусская власть интеграцию саботирует и с вожделением посматривает на Запад. Их потенциальные сменщики (майдан) в принципе готовы только к европейской интеграции. Серьёзных общественных и политических сил, ориентированных на Россию (именно в плане интеграции, а не иждивенчества) и способных взять власть, нет и не предвидится. Но и просто отдать страну Западу невозможно.
Это самый серьёзный вызов российской политике и российским политикам за последние двадцать лет. Война 08.08.08, воссоединение Крыма, карабахская партия — каждый из этих кризисов был сложнее предыдущего. Белорусский сложнее их всех, вместе взятых. Но выход должен быть найден. И этот выход, как обычно, должен быть прост и нетривиален. Его очевидная неочевидность, после того как проблема решена, должна потрясать своей кажущейся простотой. Но найти этот ход за доской должно быть практически невозможно. Иначе противник просчитает и организует контригру.
