Только в воскресенье, 23 февраля, когда официальное число инфицированных превысило 130, правительство приказало полностью закрыть 11 населенных пунктов Ломбардии и Венето, в которых проживает 50 000 человек и где зарегистрировано большинство инфекций. Несмотря на принятие достаточно строгой меры, в правительстве страны настроены были довольно благодушно. 27 февраля лидер Демократической партии, входящей в правящую коалицию, Никола Дзингаретти опубликовал свое фото с бокалом вина в руке на «аперитиве в Милане» и призывом «не будем изменять нашим привычкам».
Численность заболевших к тому времени едва достигла 400, а количество умерших только-только стало двузначным. Распространявшиеся слухи, что вирус имеет антиазиатскую ориентацию и европейцам ничем особо страшным не грозит, расслабляли. Авиасообщение не перекрывали, бары–кафе–рестораны работали в привычном режиме. Италия – южная страна, в бюджете которой поступления от отпускного туризма занимают видное место, и потому власти до последнего рассчитывали, что перекрывать эту статью дохода не придется. А уж об остановке промышленных предприятий речь и вообще не велась.
Неумение хранить тайны и слишком мягкий карантин
Успокоить нацию получилось на крайне непродолжительное время: через десять дней Дзингаретти пришлось публиковать новое видео в своем аккаунте в Facebook – уже с сообщением «я заболел». Официальная статистика в тот момент показывала 5833 заболевших и 233 погибших. Власти задумались наконец о принятии неотложных жестких мер.
Но думали они, если так можно выразиться, слишком громко: информация о плане закрыть север страны на карантин, исполнение которого наметили на 9 марта, утекла в массы на сутки раньше. Толпы миланцев, которым было куда бежать из города, готовящегося к введению осадного положения, ломанулись на юг. Прихватив с собой и вирус, естественно. Так эпидемия легко и просто распространилась на всю страну.
Карантин, введенный правительством Конте, носил, мягко говоря, странный характер. Ничего общего с понятием «полная изоляция» он не имел. Люди продолжали ходить на работу, давиться в магазинных очередях.
Прибывшие спустя две недели в Италию для передачи опыта борьбы с пандемией китайцы были крайне удивлены: «Вы это называете карантином и мечтаете о победе над вирусом? Надо так, как у нас: остановить производство и полностью прекратить контакты».
«Так, как у нас» в европейской стране победившей демократии делать нельзя. Коллеги по ЕС моментально заверещат о нарушениях прав человека и авторитаризме. Стальной рукой к счастью – это не про Конте. Которого, впрочем, ситуация все равно прижала и заставила пойти на закрытие производств. И в немалой степени принятию этого решения поспособствовали евросоюзные друзья, отказавшие в помощи медоборудованием, лекарствами и элементарными масками.
Когда вопрос быть или не быть Италии встал во весь рост, премьер-министр решился наконец пойти просить помощи у «автократических режимов»: Китая, Кубы, России. И те пришли на помощь, отправив не только необходимые материалы и оборудование, но послав еще и бригады своих специалистов.
Главная причина – секвестр здравоохранения
Правда, до «когда это все закончится» еще очень далеко. В это воскресенье министерство здравоохранения и внутренних дел запретило людям менять место пребывания, за исключением доказанных потребностей по работе, неотложным причинам или состоянию здоровья. До сих пор разрешалось путешествовать из одного города в другой, чтобы вернуться в собственную резиденцию, поэтому многие люди, особенно студенты, массово переехали с севера на юг, менее затронутый эпидемией.
По словам замминистра здравоохранения Сандры Зампа, Италия только сейчас начала оценивать серьезность ситуации. До того она воспринимала пример Китая не как практическое предупреждение, а как «научно-фантастический фильм, который нас не касается». Позже, когда разразился кризис в области здравоохранения Италии, остальная Европа и США посмотрели на трансальпийскую страну «так же, как мы смотрели на Китай». Сейчас пресса пестрит объяснениями, «почему вспышка в Италии превратилась в настоящий водоворот.
Среди причин, по словам Corriere Della Sera, можно найти высокую составляющую пожилого населения (65+) в итальянском обществе – 26%.
И слишком большое количество людей в возрасте от 30 до 49 лет, проживающих с родителями – 20% (в Германии, где смертность от коронавируса в несколько раз ниже итальянской, эта категория составляет 10% населения). И чрезмерно высокий средний возраст больных – 66 лет (в Германии – 47). И мало уделяемое внимание тестированию молодежи, а она в силу своей высокой мобильности и меньшей восприимчивости к вирусу как раз и является основным его переносчиком-распространителем.
Не акцентируют внимание только на одной, но главной причине: итальянское здравоохранение не было готово встретить атаку эпидемии во всеоружии. Не хватало масок, респираторов, аппаратов искусственной вентиляции легких, специализированных коек в реанимациях и инфекционных отделениях (сравните: в Германии – 29,2 койки на каждые сто тысяч населения, в Италии – 12,5).
А сложилось такое положение по одной простой причине: Евросоюз, созданный для «взаимопомощи членов альянса», знает только одну форму вывода стран из финансового кризиса – каждая получающая кредит страна обязывается перевести свою жизнь в режим аскетизма. А ведь именно финансовый кризис и переживала Италия всего несколько лет назад. В итоге она существенно сокращала бюджетные расходы. Под сокращение первыми традиционно попадают сферы здравоохранения, образования и социальные программы. И если урезание финансирования двух последних – негативно, но не критично, то оставить медицину «без штанов» (тех же масок, противоинфекционной одежды и пр.) чревато.
«Италия преподносит урок всему миру», – пишет New York Times, буквально по косточкам разбирающая ситуацию и указывающая на ошибки властей. Урок по методике «как не надо поступать в критической ситуации». Но судя по действиям правительств Испании и Франции, итальянский урок не идет им впрок: медлительность и нерешительность Педро Санчеса и Эммануэля Макрона (вкупе с урезанным финансированием здравоохранения их стран) показывает, что они готовы и намерены наступить на те же грабли, что и Джузеппе Конте.
