Но в реальности за годы его правления сотни офицеров были разжалованы в солдаты и отправлены по дальним пограничным крепостям искупать свои «вины». Тогда «штрафники» были исключительно дворянами! Обычных солдат за провинности просто забивали до смерти или калечили, прогоняя сквозь строй шпицрутенов или шомполов.

В XIX веке разжалование в «штрафники» стало обычной практикой. Только после восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года по приговорам судов было разжаловано и отправлено на Кавказ больше трёх тысяч офицеров, дворян и солдат. Это была самая массовая отправка «штрафников» на войну, но и затем приговоры выносились постоянно, так что «штрафники» в составе кавказских войск составляли немалый процент.

Таким «штрафником» был, например, друг Михаила Лермонтова Руфим Дорохов; «штрафником» стал один из князей Трубецких, подполковник Павлоградского гусарского полка, кавалер двух орденов за французскую компанию Григорий Нечволодов, проигравший в карты казённые деньги. Да и самого Лермонтова тоже можно считать «штрафником»…

Сразу после отмены крепостного права и ограничения применения в армии телесных наказаний, военным министерством Российской империи были созданы специальные «штрафные» подразделения — военно-исправительные роты. В них направлялись нижние чины, приговоренные к отбыванию наказания за военные проступки. Время пребывания в этих ротах не зачислялось в срок службы.

Все арестанты в них разделялись на два разряда: испытуемых и исправляющихся. К 1875 году этих рот было уже девятнадцать! Для исправления арестантов назначался обязательный ежедневный труд, соблюдение молчания, строгое исполнение уставного порядка, а также уроки Закона Божьего.

Любопытно, что фактически в том же варианте эти роты перекочевали из царской в Советскую армию, но уже под именем «дисциплинарных батальонов», и просуществовали аж до 2008 года.

Продолжилась практика использования «штрафников» и в годы Первой мировой войны. Уже в самом её начале стало ясно, что русская армия сражается плохо. Войска не горели желанием воевать и часто панически отступали без приказа или сдавались тысячами в плен. Только за первые два года войны в плен сдалось два миллиона солдат и офицеров.

При таком положении дел командование было вынуждено предпринять экстренные меры по восстановлению порядка и боеспособности войск. Были изданы указы, в которых все добровольно сдавшиеся в плен военнослужащие после окончания войны отдавались под суд, с лишением земельных наделов и ссылкой в Сибирь. Семьи попавших в плен военнослужащих лишались пенсий.

Тогда же появились и прообразы будущих «заградотрядов». В приказе по 11-й армии от 19 декабря 1914 года, её командующий, генерал Владимир Смирнов повелел: «Приказываю: всякому начальнику, усмотревшему сдачу наших войск, не ожидая никаких указаний, немедленно открывать по сдающимся огонь орудийный, пулемётный и ружейный!».

Но проблему, судя по всему, эти драконовские методы не решили, и через год в приказе от 5 июня 1915 года легендарный командующий 7-й армией генерал Алексей Брусилов практически повторил приказ Смирнова: «Кроме того, сзади надо иметь особо надёжных людей и пулемёты, чтобы, если понадобится, заставить идти вперёд и слабодушных.

Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что ещё хуже, сдаться противнику… По сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулемётный, и орудийный огонь… не останавливаться также перед поголовным расстрелом».

Тогда же в царской армии появились и целиком штрафные подразделения. Так в 1915 году из «штрафников» были сформированы крепостные батальоны, оборонявшие крепости Перемышль, Ковно и Брест-Литовск. Были свои штрафные батальоны и на флоте. Именно «штрафники», например, героически обороняли Моонзундские острова.

Из проштрафившихся матросов формировали тяжёлые артиллерийские дивизионы. Почему? Всё очень просто — немцы имели подавляющее преимущество в тяжёлой артиллерии, и на каждый русский выстрел следовал немедленный ответ десятка немецких орудий. Поэтому смертность в тяжёлых артдивизионах была огромной.

В таком артдивизионе служил прапорщиком писатель Борис Лавренёв, признанный при мобилизации политически неблагонадёжным и направленный в тяжёлый артдивизион. Другим известным «штрафником» того времени стал «штрафованный матрос 2-й статьи» Кулибин, осуждённый в морской батальон под Двинск, — правнук знаменитого самородка-изобретателя Ивана Кулибина, поразившего императрицу Екатерину II часами собственной конструкции.

«Штрафников» также направляли и в другие части, где потери превышали обычный уровень. Начиная с 1916 года, струсившим или бежавшим с поля боя офицерам предлагали замену трибунала службой в авиаотрядах или в бронедивизионах, где потери были очень высокими.

Такие жёсткие меры по поддержанию воинской дисциплины дали положительные результаты. Количество дезертиров и сдавшихся в плен, резко сократилось. В 1916–1917 годах в плен попали всего 5 тысяч русских солдат и офицеров, причём практически все — ранеными или в бессознательном состоянии…

В РККА штрафные подразделения: роты и батальоны, — появились в июле–августе 1942 года после опубликования приказа № 227, прозванного в войсках «Ни шагу назад!» И этот приказ, с его «заградотрядами», не выдумал ничего нового, а лишь вернул из исторического прошлого уже проверенный метод борьбы с дезертирством и трусостью!

Вопреки мифам, в «штрафбатах» никогда не служили ни уголовники, ни солдаты. Это были исключительно офицерские формирования. Рядовых и сержантов направляли в штрафные роты, туда же направлялись и освобождённые из лагерей по амнистии осуждённые. Но процент их был минимален. На «тяжёлые» (убийства, разбой и т. д.) и «политические» статьи амнистия не распространялась.

Всего за годы войны было сформировано 65 штрафных батальонов и 1 037 штрафных рот. Но тут необходимо пояснить, что это общее число за все годы войны. Одновременно на фронте никогда такой численности не было. И штрафные батальоны, и штрафные роты были временными подразделениями, которые формировались и расформировывались в силу разных обстоятельств.

Являются мифами истории, про то, что «штрафники» не получали оружия — роты и батальоны были вооружены по штатам стрелковых рот и батальонов РККА. Более того, иногда именно «штрафники» испытывали новое вооружение, как, например отдельный офицерский штрафной батальон под Великими Луками летом 1942 год, получивший на испытание специальные стальные панцири — прообразы современных бронежилетов.

Таким же мифом является история о «штрафных» командирах этих подразделений. «Штрафниками» командовали обычные пехотные офицеры, чьей единственной привилегией был срок выслуги — пять дней за один день командования, в отличии от обычных фронтовых трёх дней.

Ложью являются и утверждения о том, что освободиться из штрафной части можно было только через ранение. На самом деле, пункт 15 приказа № 227 гласил: «За боевое отличие штрафник может быть освобождён досрочно по представлению командования штрафного батальона, утверждённому военным советом фронта.

За особо выдающееся боевое отличие штрафник, кроме того, представляется к правительственной награде». И лишь в 18-м пункте определялся конечный срок пребывания: «Штрафники, получившие ранение в бою, считаются отбывшими наказание, восстанавливаются в звании и во всех правах, и по выздоровлении направляются для дальнейшего прохождения службы…».

Мало кто знает, но офицера с прошлым «штрафника» можно было определить по характерному «набору» наград. Среди «офицерских» орденов и медалей изредка встречался солдатский орден «Слава» III степени, и это, как правило, свидетельствовало о том, что его обладатель прошёл через «штрафбат», где по статусу все считались рядовыми и за подвиги награждались солдатскими наградами…

За все годы Великой Отечественной войны через штрафные части РККА прошло 427 910 человек. Если учесть, что через Вооружённые Силы СССР за то же время прошло 34 476 700 человек, то доля бойцов и командиров «штрафников» составляет примерно 1,24%.

А что у противника? Дисциплинарные батальоны в Вермахте появились ещё до начала Второй мировой войны. В 1939 году их насчитывалось целых восемь. Использовали их главным образом как военно-строительные и сапёрные части. Но контрнаступление советских войск под Москвой в декабре 1941 года поставило немецкую армию в критическое положение, грозившее Восточному фронту катастрофой. Многие части бежали, бросая технику и вооружение, и это потребовало от гитлеровского руководства чрезвычайных мер.

По приказу Гитлера на Восточном фронте было сформировано 100 штрафных рот. Или, как их официально именовали, «частей испытательного срока». Осуждались туда солдаты и офицеры на срок от полугода до пяти лет.

И, в отличие от РККА, где ранение или героизм становились автоматическим поводом для освобождения и восстановления в звании и правах, немецкий «штрафник» отбывал свой срок от звонка до звонка. Никаких наград и отличий ему не полагалось, и даже после тяжёлого ранения он возвращался обратно в состав своей штрафной роты.

Всего, по официальным данным, через систему немецких штрафных батальонов во время Второй мировой войны прошло 198 тысяч человек, что составило почти 0,9% от общей численности Вермахта в 18 миллионов.

Военнослужащие вермахта наказывались следующим образом.

Самым страшным наказанием было заключение в полевой штрафной лагерь (Feldstraflager). Возможность выжить в этих лагерях была минимальной. Цитата из приказа шефа тылового армейского командования от 7 сентября 1942 года: «Привлекать арестованных к самым тяжёлым работам при непременной опасности и, по возможности, непосредственно в зоне боевых действий: разминирование, похороны павших противников, строительство бункеров и рытьё окопов, резка проволочных заграждений».

Ежедневно заключённые должны были работать 12–14 часов, в праздники и выходные — не менее 4 часов. Заключённые не считались солдатами; были случаи, когда их через некоторое время направляли отбывать наказание в концлагеря.

Заключённые полевых спецбатальонов (Feldsonderbatallon) содержались и работали примерно так же, но, всё-таки, официально считались военнослужащими. Срок их заключения или, лучше сказать, службы составлял обычно 4 месяца, после чего, при хорошем поведении и усердии, солдат направлялся в какую-либо переформируемую часть.

При плохом поведении приходилось служить 6 месяцев. Его денежное довольствие (во время пребывания в спецбатальоне) сокращалось наполовину. Тех же, кто перевоспитываться и через полгода не желал, лишали статуса военнослужащего и отправляли в концлагерь. Штрафники привлекались на фронте только к работам. Часть штрафников служила в командах по борьбе с партизанами, но не против регулярных советских войск.

К этому непростому штрафному сооружению сбоку прилепили ещё одно «строение» — так называемые «испытательные части». Именно они получили литеру 500-х батальонов (500, 540, 550, 560, 561). Кстати. 561-й батальон очень жестоко дрался под Ленинградом на Синявинских высотах, давшихся нам крайне дорогой ценой. Вот они больше всего и походили на наши штрафроты и батальоны — были вооружены, посылались на фронт.

Но как раз немцы отрицали штрафной характер таких соединений. Для них это были именно «испытательные» части, отличающиеся от частей «особого назначения». Хотя посылали в них всё равно тех солдат и офицеров, которым грозила тюрьма или лагерь. Просто командир или суд соблаговолили изменить им форму наказания.

Здесь, как говорят немецкие свидетели, бойцы «испытывались» в самом прямом смысле слова. Более 80 тысяч человек прошли через «пятисотые» батальоны, и потери в них были, как и в наших, экстремально велики.

Эти части посылали на самые опасные участки фронта, где они должны были «драться, как львы», а подчас и… работать в качестве заградотрядов, находясь на позициях в тылах у неустойчивых войск и отстреливая «трусов»! Что ж, по-своему — тоже «реабилитация»… Тем более парадоксально, что в «батальоны 500» отправляли и осуждённых дезертиров.

500-е или их аналоги существовали во всех германских родах войск: сухопутных, воздушных, военно-морских и SS. Именно штрафники SS использовались в борьбе с партизанами, прославившись своей жестокостью, потому, видимо, многие сочли необходимым отмежеваться от них.

Кроме этих батальонов, немцы 1 октября 1942 года также создали так называемые «формации солдат второго класса» — 999-е батальоны и испытательные заведения Организации Тодта. Последние можно назвать военной каторгой, поскольку Организация Тодта ведала, в основном, военным и оборонительным строительством. Сюда попадали те, кого признавали wehrunwurdig — «недостойными носить оружие».

Попавших сюда военнослужащих лишали выслуги, званий и наград. А попадали во «второй класс» те, кто совершал серьёзные уголовные преступления, отказывался от выполнения приказа, бил вышестоящих командиров или вовсе был замечен в активном сопротивлении нацистскому режиму.

Сюда же попадали и те, кто не «исправлялся» в 500-х батальонах или вовсе совершал в них новое преступление. В этом смысле такие части нередко и именуют немецкими штрафбатами. В этих подразделениях, как правило, о реабилитации или амнистии речь вообще не шла.

Считается, что через 999-е батальоны прошло примерно 30 тысяч человек. Хотя в вермахте батальон — понятие условное. Тот же 999 батальон вскоре после создания вырос до численности дивизии.

С сентября 1944 года эти части стали расформировываться, а их личный состав рассортировали по обычным частям, — за исключением тех, кого отправили в концлагеря, сочтя «неисправимыми» или неблагонадёжными. Впрочем, есть сведения, что часть этих батальонов просуществовала до конца войны.

Ещё одним видом немецких штрафных частей, только неофициальным, были полевые штрафные подразделения — Feldstrafgefangenabteilungen (FstrGAbt). Они комплектовались непосредственно в зоне боевых действий из числа военнослужащих, совершивших преступления и проступки.

Если быть строгим, то эти части не были отдельным видом штрафников. Собственно, сюда попадали те, кого фронтовое командование (они находились в корпусном подчинении) по тем или иным причинам не желало отправлять в официальные штрафные подразделения.

Скорее всего, неформально всё зависело от тяжести совершённых проступков и от понятного желания командиров иметь «собственных» штрафников.

Точнее, иметь собственные «расходные» подразделения, которые можно было бы направлять на сложные инженерные работы — например, минирование-разминирование непосредственно в боевых условиях, когда жалко профессиональных сапёров; на штурмовые задачи, на разведки боем и рейды по тылам противника. Ну и, прежде всего, надо полагать, — на прикрытие отходящих частей. На то прикрытие, которое должно было полечь само, но задержать наступающего врага.

В немецких «штрафротах» существовало разделение по родам войск. Танкисты, лётчики, моряки — все служили в разных подразделениях. Существовали отдельные штрафные танковые батальоны («кампфгруппа Кноста») и штрафные эскадрильи «Люфтваффе». И даже внутри штрафников была своя иерархия.

Проштрафившихся штрафников направляли в батальоны разминирования, где смертность была огромной даже по меркам «штрафников»! При этом неукоснительно соблюдался принцип кастовости: существовали офицерские штрафные роты, унтер-офицерские и солдатские.

Также в Вермахте, начиная с 1943 года, были сформированы штрафные батальоны из уголовников. То есть все «штрафбатовские» мифы российских либералов основываются на практике именно Вермахта, а не Красной Армии.

Владислав Шурыгин, «Завтра»