В этих условиях я собрал руководство Генштаба и силовых структур, взял карту, провел фломастером линию от станицы Луганской до Мариуполя через Славянск и сказал: „Это будет линия, по которую не должно быть ни одного врага, ни одного сепаратиста, выстраивайте вдоль нее оборону“.

В минобороны назвали эту линию „линией Т“ — от моей фамилии.

Выстроив вдоль нее оборону, мы зачистили всех сепаратистов, оставшихся в нашем тылу, а после этого — начали сжимать кольцо. И вот уже в апреле эта линия начала превращаться в настоящую линию фронта. Началась серьезная война — я имею в виду бои под Славянском, в районе Северодонецка, Рубежного, бой за Мариуполь.

Помню одну встречу на фронте с добровольческими подразделениями, на которой один из присутствующих, весь в наколках, спросил: „Начальник, а амнистия будет или нет? Там у нас ребята интересуются“. Спрашиваю, а что за ребята? „Ну, там такое… убийства, разбои“.
Я помню, когда я открывал склады с оружием, чтобы раздать его батальонам, офицеры отказывались это делать. Меня спрашивали: „Александр Валентинович, а кто будет за это отвечать?“ Я говорил: я буду отвечать, и лично подписывал приказы о выдаче оружия.

Да, многие волновались, что там может быть, что произойдет, если они с оружием не будут выполнять приказы…

Действительно, мы тогда никого не проверяли. Любой, — судимый или несудимый, — кто говорил, что готов защищать страну, записывался, получал оружие и шел на восток.
Я помню то время: у меня не было выбора, и я бы снова пошел по этому пути — мне нужно было защитить страну.

Имея крымский опыт, когда в первую очередь российские войска захватывали аэродромы, я дал команду любой ценой удерживать донецкий, луганский и мариупольский аэродромы. Иначе у боевиков бы не только танки были, но и авиация появилась.

И вот однажды в конце мая мне докладывают из Генштаба: „Товарищ главнокомандующий, какие-то чеченцы захватили донецкий аэропорт“. Я отвечаю: „Это исключено, мы его не можем сдать“. Говорят, у нас не хватает сил и средств.

В той ситуации я отдаю команду нанести авиаудар по донецкому аэропорту. Мне звонят: „Но, Александр Валентинович, дело в том, что терминалы аэропорта — это частная собственность, Ахметов нам выставит счета, по судам затаскает“.

Говорю: „Пусть вас это не беспокоит. Это моя личная ответственность. Еще раз подтверждаю команду — хоть письменно, хоть запишите мои слова на диктофон, — нанести удар по аэропорту!“

И вот когда военные самолеты начали бить по аэропорту, когда сожгли там тех чеченцев, тогда, я считаю, произошел психологический перелом, и все поняли, что назад хода не будет. Все поняли: на войне надо воевать».