«Украинские командиры бодро рапортуют в Киев о стопроцентной готовности»

Украинская сторона последовательно не соблюла ни один из доступных ей пунктов соглашения, на которых она не должна была проявлять «добрую волю», а просто соответствовать духу и букве соглашений. Нет ни одного пункта договоренностей, по которым Киев что-либо сделал.

По факту на сегодняшний день ситуация близка к стратегической развязке, в которой второстепенные столкновения уже не играют роли. По информации газеты ВЗГЛЯД, в Донецке все подразделения переведены на казарменное положение, отменены отпуска, все солдаты и офицеры возвращены на позиции. В городе расконсервированы бомбоубежища, сокращен рабочий день – людей отпускают по домам до начала обстрелов. Распространяются листовки и иные средства оповещения, в которых указываются не только номера специальных служб, но и в кои то веки пояснения для мирного населения, как себя вести во время обстрела. По всем воинским подразделениям ВСН объявлена тревога, идет переброс частей со второй линии на передовую. В ЛНР, как всегда, этот процесс несколько медленней, несмотря на то что обстановка и там на линии соприкосновения стала усложняться. Части добровольческих батальонов у поселка Счастье заменены украинской стороной на регулярные войска, а население у водохранилища и Станицы Луганской предупреждено украинской стороной об опасности. «Вас через два дня сотрут». Так и сказано.

В поселке Гнутово все местное население давно пересело в подвалы, как и в Докучаевске, Горловке, Спартаке, Октябрьском, Тельманово, Новой и Старой Ласпе, Старомихайловке – список бесконечен. Тельмановский район постепенно превращается в развалины. По Горловке и Ясиноватой бьют тяжелой артиллерией уже вторую неделю. Горловка превратилась в еще один «Донбасский Сталинград» за считанные дни. Эскалация конфликта уже практически неостановима – если не случится что-то экстраординарное на дипломатическом уровне.

Надеяться на это очень сложно. Да, представители ЛДНР, по информации газеты ВЗГЛЯД, прибыли в полном составе в Москву, но это по сути дела ничего не решает. Украинская сторона, судя по всему, уже приняла решение о новом наступлении, несколько недель подряд прощупывая оборону противника.

Речь уже не идет о каких-то ограниченных вылазках диверсионно-разведывательных групп или локальных операциях. Для Киева не существует альтернативы, кроме установления полного контроля над мятежной территорией и обращения населения «в свою веру». Нет обратного хода и для ЛДНР. Заявления руководства ЛДНР о том, что возможен перенос войны за пределы бывших Донецкой и Луганской областей, – не блеф и не разговор о неких разовых диверсионных операциях. Руководство ЛДНР никак не представляет себя именно в террористической среде: не будет никогда проводиться никаких разовых вылазок на «чужую» территорию.

Для ЛДНР было бы достаточно для психологического эффекта именно нескольких локальных операций, но для Киева этого недостаточно. Планирование крупномасштабного наступления по двум сходящимся направлениям, судя по всему, закончено, и вопрос только в наличии резервов. Известно, что у ВСУ очень большие проблемы со снабжением, и особенно сейчас, когда в критический момент у целых танковых батальонов не оказывается топлива. С другой стороны, это никак не остановит политическое решение. Еще ни разу чисто военная мотивация не останавливалась политическими или практическими мотивами. Перегруженное танковыми и механизированными частями восточно-донецкое направление оказалось без капли топлива, но это все равно не останавливает решение использовать это направление для продолжения обстрелов Донецка.

На данный момент ВСУ оказывают постоянное давление по всему фронту, и никакие наблюдатели ОБСЕ уже никому не указ. Радикально изменился и тон пропаганды. Уже ни о каких минских договоренностях никто не говорит. Их не существует по факту, несмотря на все попытки ЛДНР и России их сохранить хотя бы в виде рамочного соглашения.

Не существует и никакого отвода тяжелой техники. На практике все это оказалось только словами, которые никак невозможно перевести в техническую плоскость. Можно только зафиксировать факт: Киев в одностороннем порядке вышел из Минских соглашений и готов к полномасштабному возобновлению военных действий.

В Киеве полагают, что их военный потенциал достаточно вырос для того, чтобы осуществить короткий и быстрый прорыв, который не позволит ЛДНР ввести в бой резервы и разорвет оборону Новороссии напополам. Ни о какой политической активности в этот момент уже не приходится говорить. Минск-2 не подает признаков жизни, а какие-либо механизмы двусторонних переговоров заблокированы. Настойчивые убеждения из Москвы, что надо все-таки говорить напрямую с Донецком и Луганском, в Киеве не воспринимают. Что им дает такое убеждение в своей силе – непонятно.

С другой стороны, общий настрой в ЛДНР также близок к критическому. Тотальные обстрелы мирного населения создали нездоровую атмосферу: никто не хочет соблюдать несуществующее «перемирие» с его несуществующим «отводом войск». В реальности артиллерийские дуэли не прекращались ни на минуту, они только приобрели более изощренный характер. И сейчас, когда в ЛДНР практически объявлена боевая тревога по самому высокому уровню, никто не удивится тому, что события будут разворачиваться по катастрофическому для Киева сценарию.

Для ЛДНР психологически уже не так важно занять районы, входившие в состав бывших Донецкой и Луганской областей (включая Краматорск, Славянск, Лисичанск), сколько отогнать от крупных городов украинскую артиллерию. Но в направлении на запад от Донецка это будет означать именно выход за пределы Донецкой области, поскольку за позициями ВСУ у Курахово, Красногоровки и бывшей Марьинки уже дальше ничего нет – голая степь. И именно это имели в виду руководители ЛДНР, говоря о выходе войны за пределы Донбасса – а не мифические спецоперации за пределами ЛДНР, которые никому не нужны и не имеют военно-тактического смысла.

Развитие событий на северном участке также надо понимать в общем контексте: наступление на бахмутской трассе, например из района Трехизбенки, для ЛДНР сейчас не приоритетно, но является одной из возможностей. В последние несколько дней там происходили столкновения разведгрупп с потерями.

На мариупольском направлении как раз сконцентрировано максимальное количество боеспособных для наступления войск ВСУ. То, что стоит под Донецком и в районе Авдеевки, хоть и превосходит численностью, но никак не готово к наступательной операции. Но, с другой стороны, украинские командиры бодро рапортуют в Киев о стопроцентной готовности, так что постоянные обстрелы Горловки и Ясиноватой – только подтверждение этих данных.

Генеральный штаб Украины мыслит очень просто, там все еще не избавились от советских стереотипов военного мышления. Для них движение по двум сходящимся направлениям – идеальная прямая, даже это видно всем вокруг, а не только им. Полное поражение политического мышления приводит к тому, что давление генералитета становится критическим для всей ситуации в регионе. Киев никак не готов к мирному решению конфликта. Но тогда это их решение."

Ложь или незнание?

    Я помню все, что тогда говорили о гибели «Курска» всевозможные специалисты, проверяющие и руководящие.  Помню до каждого слова, до каждой интонации.

    Было очень странно слышать, когда чиновники, адмиралы и прокуроры со скорбными лицами врали о том, что никогда на Северном флоте не было техники, способной поднять выживших моряков со дна целыми и невредимыми. Врали и тогда, когда заявляли, что вообще спасательные работы на такой глубине россиянами никогда не проводились. Причем, врали они и всем нам с экранов ТВ и в прессе, врали журналистам и родственникам погибших, врали в своих докладах президенту страны. Неужели они посчитали, что никто уже не помнит о том, что на Северном флоте еще за пятнадцать лет (!!!) до гибели «Курска»  существовала  уникальная аварийно-спасательная глубоководная служба. Служба,  для которой возможное спасение остававшихся в живых подводников «Курска» было бы обычной работой и заняло бы один день.

    В 1981–1984 годах я проходил действительную военную службу на Северном флоте в городе Североморске. Служил в специальной аварийно-спасательной службе Северного флота (сокращенно АСС СФ), корабли которой базировались на 15-м причале Североморска, а также в поселке Дровяное, что сравнительно недалеко от Видяево (место дислокации АПЛ «Курск»). И специфика нашей работы заключалась в оказании помощи атомным подводным лодкам, которые по каким-либо причинам легли на грунт, и экипаж оказался в ловушке.

    Но перенесемся в 2000 год к событиям, последовавшим после августовской трагедии. По мнению тогдашнего  военно-морского и прокурорского начальства, которое они высказывали после гибели «Курска»,  нас (моряков АСС СФ) никогда  не существовало.

    Бывший Генеральный прокурор Владимир Устинов, тогда возглавлявший расследование гибели «Курска»,  сообщал, что значительная часть матросов и офицеров подводной лодки были предположительно  живы всего (!!!) шесть-восемь часов. И соответственно, никакая спасательная служба не смогла бы их спасти в принципе. Ему вторил и тогдашний вице-премьер Правительства  РФ Илья Клебанов, утверждавший, что службы, которая смогла бы спасти моряков «Курска», нет, и никогда не было.

    Одна из записок моряков "Курска", свидетельствующая о том, что они были живы еще длительное время после взрыва

    Но высокопоставленные чиновники Клебанов и Устинов, скажем мягко, были не правы и это подтверждают факты.

    Я беседовал с человеком, который попросил не называть его фамилии, потому что его, по мнению российских чиновников, не существует и никогда не существовало в природе. Это старший морской офицер, который в течение десяти лет возглавлял специальное подразделение водолазов-спасателей аварийно-спасательной службы Северного флота, специализировавшееся на оказании помощи подводным лодкам, попавшим в аварийные ситуации. Именно этот человек, как сам, так и в составе команды, погружался на глубину сто двадцать — сто пятьдесят метров и выводил личный состав из подводных лодок, лежащих на грунте. Причем проводил эти операции и в Баренцевом море, и даже в том самом квадрате, где произошла трагическая гибель «Курска». Этот человек – мой непосредственный начальник в период 1981-1984 годов.

    То есть мой нынешний собеседник является, по мнению господ Устинова и Клебанова, призраком. Но у меня есть доказательство его абсолютно реального существования. В 1982—1984 годах я лично находился рядом с ним на спасательных судах «Алтай» и «Вл. Трефолев» и собственными глазами видел, как мой  собеседник и его команда погружались в пучину Баренцева моря и проводили учебные выводы подводников. Также в моем распоряжении имеются фамилии и адреса других членов водолазного подразделения, которым командовал мой собеседник. Они готовы подтвердить каждое слово своего бывшего шефа. Я даже назову номер «несуществовавшей» войсковой части (АСС «Алтай») в/ч № 39199.

    В течение долгого времени после гибели «Курска» я искал этого человека, зная, что только он сможет сказать мне, был ли у моряков «Курска» хоть один шанс выжить. Интервью не получилось, был некий монолог. Итак, монолог человека, который мог бы спасти многих ребят с «Курска». Но не спас. И не по своей вине.

    Монолог призрака

    «После того как оставшиеся в живых подводники «Курска» поняли, что борьба за непотопляемость лодки бесполезна, что она легла на грунт, часть из них переместилась в кормовой отсек. Они знали, что там есть люк. Через него можно было выйти двумя способами — методом затопления отсека или методом шлюзования через люк. Причем, учитывая все повреждения, могу сказать, что подводники могли выйти на поверхность через этот люк и путем свободного всплытия.

    Конечно, некоторые закессонили бы и погибли, не выдержав давления во время всплытия, или стали бы инвалидами, но несколько человек обязательно остались бы живы и здоровы. Поймите, если в нештатной ситуации из ста человек выживает хоть один, это уже хорошо. И еще, говоря о самостоятельном всплытии, хочу добавить, что на каждого подводника имелся полный комплект спасательного оборудования, подготовленный для всплытия с глубины до двухсот метров. Конечно, в девятом отсеке этих комплектов не хватило бы на всех, но они должны были быть там. Об этих спасательных комплектах почему-то упорно молчат. Хотя я допускаю и то, что «Курск» перед самым выходом на последние стрельбы находился в дальнем походе и спасательное снаряжение в момент гибели лодки отсутствовал,о или было заскладировано в одном месте, так как после длительного похода его необходимо проверить, довести до ума.

    Гибель десятка моряков, которые могли бы выйти на поверхность через люк в этом снаряжении, лежит на совести того адмирала, который дал команду «Курску» выдвинуться на данные стрельбы, не проверив наличие спасательного комплекта. Вероятно, именно поэтому никто из проверяющих  и не заикался о спаскомплектах.

    Теперь давайте зададимся вопросом: могли ли мы спасти моряков «Курска»? Отвечаю однозначно: да, могли. Пусть не всех, но многих. Расскажу немного о нас. Аварийно-спасательная служба Северного флота представляла в 80-х годах уникальное явление, она была единственная в своем роде. Такие суда 27-го проекта, как СС «Алтай», СС «Трефолев» и СС «Бештау», могли оказать помощь «Курску» и спасти значительную часть экипажа подводников. На каждом из трех кораблей служили по 30 водолазов-глубоководников и имелся полный комплект оборудования. Мы проводили боевые учения и выводили людей из настоящих лодок. Я лично выводил экипаж с глубины 120 метров. Мои водолазы всегда, я подчеркиваю, всегда находились в тридцатиминутной боевой готовности к выходу в море и погружению на 160—200 метров для спасения плавсостава.

    И еще немаловажный факт. В 80-х годах наша служба постоянно обеспечивала стрельбы атомных подводных лодок, находясь «в точке», то есть в непосредственной близи от атомохода. И если бы нашу службу не уничтожили, то мы, само собой, находились бы возле «Курска». Какие были бы наши действия в ситуации, случившейся с этой подводной лодкой? Они отработаны до мелочей. Итак, давайте просчитаем по времени.

    В течение часа штаб уже знал о трагедии на «Курске». Нашим судам необходимо было закрепиться «на бочках» в точке над лодкой — это заняло бы еще два часа. После «идут» водолазы в спасательном колоколе, который рассчитан на десять человек спасаемых и двух операторов-водолазов. За несколько спусков мы выводим на свои корабли и помещаем в барокамеры двадцать—тридцать, может, даже и сорок оставшихся в живых подводников. Также возможно было спасать людей и без колокола, их могли выводить на поверхность сами водолазы. Такие приемы были также нами отработаны и неоднократно проверены в действии. Глубина-то совсем небольшая — 104 метра минус тридцать метров сама лодка, итого получается семьдесят четыре- семьдесят два  метра. Это же элементарно для моих ребят. Вся операция вывода подводников занимает около трех часов. Итого получается, что мы бы затратили на спасение оставшихся в живых моряков «Курска» не более 5—6 часов, а значит, какая-то, и, я думаю, немалая, часть подводников была бы спасена.

    И еще. Если, как утверждают специалисты, кормовой люк заклинило, то и это для нас не преграда. Наша водолазная аварийно-спасательная служба располагала уникальным оборудованием для резки металла под водой на больших глубинах. На вскрытие люка мы тратили не больше 20—30 минут. Тем более что мы неоднократно отрабатывали эту операцию и знали именно те точки, где нужно было производить резку металла. Так что единственной службой, которая могла бы спасти оставшихся в живых подводников, была водолазная аварийно-спасательная служба Северного флота. Мы как-то выводили экипаж подводной лодки, находящейся на грунте. Там погибли 16 человек из плавсостава, который составлял более 120 моряков. А это серьезный результат.

    Но вы можете задать вполне резонный вопрос: а где была эта служба в момент гибели «Курска»? Отвечу: в конце 80-х и начале 90-х ее просто развалили и уничтожили «за ненадобностью». Самый дурацкий аргумент уничтожения водолазного подразделения АСС был следующий: пока никто серьезно не тонул, так зачем же тратить деньги на вашу службу?

    Единственное в своем роде спасательное оборудование было распродано за копейки либо списано на металлолом. Так, легендарный СС «Алтай» сейчас лежит на 65-метровой глубине возле Североморска. Его в начале 90-х списали и продали какой-то фирме, которая и загубила этот корабль. СС «Трефолев» и СС «Бештау» также списаны и проданы различным частным фирмам. А судно «Карпаты», которое могло поднимать с глубины груз до 800 тонн (!!!), зачем-то переправлено на Балтику и на момент гибели «Курска» стояло на вечном приколе у причала в Кронштадте.

    Кто же устроил эту катастрофическую распродажу и уничтожение единственной на флоте аварийно-спасательной водолазной службы? Есть такой человек. Я не могу назвать его фамилию. На это есть ряд причин, в том числе и собственная безопасность».

    Вместо послесловия 

    От себя добавлю некоторые статистические данные и факты, а выводы лежат на поверхности.

    В 1945-1990 годах ВМФ СССР получил 310 спасательных судов, включая две не имевшие тогда аналогов в мире спасательные подлодки (СПЛ) проекта 940 "Ленок". На момент гибели «Курска»,  на вооружении управления поисковых и аварийно-спасательных работ (УПАСР) ВМФ осталось  всего лишь 23 спасателя, среди которых был даже один, построенный... в 1915 году. Кроме того, все суда были разбросаны по различным флотам,  от Черноморского до Тихоокеанского. С 1991-го по 2001 год в состав ВМФ не вошел ни один новый спасатель, но при этом было списано почти 40 судов, включая две спасательные подлодки и уникальные АСС «Алтай», «Трефолев» и «Бештау», которые, вероятно, могли бы спасти часть экипажа «Курска».

   
   Спасательное судно «Алтай». В 1993 году списано и затоплено. За ненадобностью…

   
    Спасательное судно «Карпаты». На момент гибели «Курска» находилось на вечном приколе в г. Кронштадт

   
    Аварийно-спасательная служба Северного Флота. 80-е годы. Этой службы якобы никогда не существовало.

    В этот мрачный период развала аварийно-спасательной службы  управление поисковых и аварийно-спасательных работ (УПАСР) ВМФ возглавлял контр-адмирал Геннадий Верич. Я думаю, что именно об этом человеке и говорил начальник подразделения водолазов-спасателей и мой бывший командир.

    PS. Сейчас ситуация, к счастью, изменилась. После гибели «Курска» были закуплены и поставлены на флоты телеуправляемые подводные аппараты «Тайгер», «Фалькон», «Обзор-150», «Веном», предназначенные для поиска и обследования подводных объектов, находящихся на грунте, а также для различных подводно-технических работ. Сейчас в аварийно-спасательных службах флотов работают высококлассные водолазы-глубоководники, полностью обеспеченные необходимой техникой.  Но все нынешние достижения не вернут жизни тем подводникам «Курска», которых могли бы спасти специалисты аварийно-спасательной службы Северного флота. Тогда, 14 лет назад…

Но если с вредной частью санкций мы более-менее знакомы и некоторые даже успели прочувствовать их на себе, то с полезной частью до последнего времени была загадка и туман.

То есть мы давно предполагали, что кто-то он санкций обязательно должен выиграть, но не очень знали, кто.

Развеять туман сомнений и ответить на актуальные вопросы современности решил министр промышленности и торговли Денис Мантуров в интервью Ведомостям.

Интервью объемное и в нем довольно много общих слов, поэтому процитирую и перескажу самые важные с моей точки зрения места:

"Ранее наши нефтегазовые компании формировали достаточно большой объем на зарубежных верфях. И только сейчас стали более активно размещать заказы в России".

"Балтийский завод, завод в Выборге, Красное Сормово, Янтарь, Северная верфь, Звезда".

"В этом году мы переориентировали госпрограмму судостроения под задачи производства судового оборудования, огромное количество которого мы закупаем за рубежом."

Короче говоря, намечается рост заказов у российских судостроителей. Вообще, ситуация, когда российские компании вплоть до Газпрома и Роснефти размещали заказы на зарубежных верфях, много лет уже вызывала сплошные вопросы. Наверное, возвращать эти заказы в Россию следовало еще лет десять назад, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.

И здесь Денис Мантуров делает важную оговорку:

"Теперь важно не упустить открывшиеся возможности - успеть создать новые производства, продукты, сформировать задел на будущее по сохранению конкурентоспособности".

Это значит, что надо торопиться, пока санкции не перестали действовать и заказы судостроителям снова не убежали за рубеж. Но я думаю, что тут особенно волноваться не стоит. Санкции - это не на один год.

Что еще интересного в интервью?

По сообщению Мантурова, в Челябинске совместно с итальянцами создается производство магистральных насосов по перекачке нефти.

Ну наконец-то. Добычу и транспортировку нефти давно уже пора обеспечивать собственным оборудованием.

Кстати, заявлено, что выпускать будут не только железо, но и программное обеспечение для нефтегазового сектора.

В общем, максимальное обеспечение нефтегазовой отрасли собственным оборудованием и инструментарием - от насосов и программного обеспечения до танкеров и буровых платформ.

Логично. Понятно. Что еще?

"По автобусам у нас за первое полугодие рост: по продажам - 12,5%, по производству - 3,7%".

"Находясь под санкциями, мы уже увеличили экспорт по автомобилям на 20-30%".

"Программа обновления парка, программа льготного лизинга и программа льготного автокредитования - ключевые элементы системы стимулирования спроса, реализуемой Минпромторгом".

Автопром. Логично. Что еще?

Еще Мантуров отметил, что предприятия "Ростеха" также будут активно наращивать объем производства в области машиностроения. Прозвучала фраза про сельхозоборудование.

Было сказано про поддержку предприятий "Мечела".

Если суммировать все, что перечислил Денис Мантуров, картина примерно такова:

- Судостроение;
- Нефтегазовое оборудование;
- Машиностроение;
- Металлургия;
- Автопром.

Конкретных цифр не очень много, но направления понятны.

Еще из интересного:

"Режим промышленной сборки в автопроме показал свою эффективность, что заставило пойти по пути расширения перечня отраслей."

Это значит, что скоро в России будут не только автомобили из машинокомплектов собирать, но и еще что-нибудь интересное. Осталось только понять, что.

"Мы должны создавать такую продукцию, которая закроет и потребность внутреннего рынка и откроет нам рынки внешние."

"В нашей стране должна формироваться добавленная стоимость произведенной продукции."

Это, конечно, общие слова, но слова правильные.

В целом, общих слов в интервью довольно много - про инвестиционный климат, поддержку, компетенции и прочее-прочее. Хотелось бы больше конкретики, но надеюсь, что ее мы узнаем в следующих интервью.

А теперь, самое интересное, что я приберег на десерт:

"Любые санкции - это плохо, но они дали российским производителям дополнительные возможности, их нельзя упустить."

То есть санкции - это плохо, но упускать их нельзя!

В принципе, я с этого и начал - дуализм санкций.

Могу еще так сказать, перефразируя классиков: нам не следует ждать милости от противника, переработать их санкции себе на пользу - вот наша задача!

И еще одну мудрость можно вспомнить: все есть лекарство и все есть яд, то и другое определяет доза. А в случае с санкциями - точка приложения сил.

Да, так и получается. Не только вредно, но и полезно.
Смотря каким концом и к какому месту приложить.

Будем надеяться, что наш Минпромторг сможет найти правильное приложение санкций и заявленное министром в интервью не останется декларацией намерений, а обернется реальным делом."