Нет нужды долго рассуждать о внутренних противоречиях на той и другой стороне, которые никогда не бывают едины во всем и во все стороны — так, польские приверженцы старого порядка помогают установить новый у своих соседей, совсем не всякий избиратель Трампа обнаружит в себе любовь к глубинной России, русский национализм не равен любви к Лукашенко (как жаль! но ты этого хотел, Жорж Данден), ну, а та самая небинарная квир-идентичность или как там это у них называется — может быть совершенно не по душе сомалийскому мигранту или густому антирусскому активисту с одной из бывших окраин СССР.
Так что воюют отнюдь не унифицированные армии, а сложные, и отчасти даже временные коалиции.
И все-таки они воюют.
Слабая сторона Старого порядка состоит в том, что он построен на иерархии и авторитете конкретных людей и их должностей.
Есть Иван Иваныч в кабинете — работаем, сбежал Иван Иваныч — проигрываем, переживаем мучительный и многолетний процесс собирания себя заново вокруг нового туза.
И если даже в Америке уже безнадежно, казалось бы, разбитых сторонников Старого порядка смог оживить лично Дональд Фредович, а без него, увы, они вряд ли уедут далеко, — то что уж говорить о нашем русском или советском мире.
Новый порядок в этом смысле намного сильнее.
Он ведь устроен как грибница — имена и должности у них там незначительны, а система работает как организм инопланетного монстра из фильмов про „Чужих“.
Она то и дело показывает вам какую-то мнимую сущность — то „молодого юриста“, то „смелую женщину“, то „нобелевского лауреата“, то „пострадавших от харассмента“, но понятно, что в любую секунду щупальца одним быстрым взмахом сменят картинку и вас будет уговаривать сдаться уже кто-то другой.
Как мне уже случалось писать, Старый порядок и рад бы симулировать эту грибницу, создающую эффект „свободы“, но не в состоянии. Иван Иваныч привык, что у него все под контролем, а шумную самодеятельность он не любит.
Вместе с тем, уязвимость Нового порядка — в узко выборочном действии его сияющих, моднейших доктрин.
Весь мир не запихнешь в Калифорнию, Сингапур, Берлин и даже Москву в пределах Третьего транспортного.
Полковник МВД в отставке не запишется в трансгендеры, а инженер с военного завода не сможет уйти в либертарианцы.
И не так уж много людей в мире способны быть двадцатилетней женщиной с выкрашенными в ядовитый цвет волосами, которая ходит на йогу и переживает насчет абьюза и глобального потепления.
А Новый порядок — он именно что устроен как тот сказочный домик, куда все звери не влезут, а влезут только „меньшинства“, будь то малые народы, господа „креативные“ или же тот самый квир.
И потому оставшиеся за его пределами — добровольно ли, вынужденно, — неизбежно начинают раздумывать о том, как бы им этот домик снести.
Старый порядок, напротив, весь держится на воспоминаниях большинства о том, как оно, большинство, имело доступ к относительно равномерному общественному благу двадцатого века, — и на желании его себе вернуть, отобрав у „идентичностей“ в пользу тракторов и заводов, военных частей и многодетных семей.
Другой вопрос, насколько это осуществимо.
Но если это и невозможно, и если память о лучшем мире — это только призрак, то даже и в этом случае Новый порядок так отвратителен, а его сторонники так лицемерны и высокомерны, так нарциссичны и так мелко гнусны, что все равно остается план Б.
Примерно такой:
„- А не вернуться ли нам в лагерь? — предложил Портос. — По-моему, силы неравны.
— Это невозможно по трем причинам, — ответил Атос. — Первая — та, что мы не кончили завтракать; вторая — та, что нам надо еще переговорить о важных делах; а третья причина: еще остается десять минут до положенного часа.
— Необходимо, однако, составить план сражения, — заметил Арамис.
— Он очень прост, — сказал Атос. — Как только неприятель окажется на расстоянии выстрела, мы открываем огонь; если он продолжает наступать, мы стреляем снова и будем продолжать так, пока будет чем заряжать ружья“.
И помоги Бог всем тем, кто в эти дни не сдается толпе на минских улицах, на самом краю».
