Да чего уж мир — у нас-то про это не все в курсе. Зато Холокост (сами евреи называют его «Шоа» — «катастрофа») знаком каждому на планете, как и число жертв среди еврейского народа — 6 миллионов человек. Музей Яд ва-Шем (в переводе — «Памятник имён») начали возводить на горе Герцля в Иерусалиме 19 мая 1953 г. К 2015 г. комплекс зданий перестроили, расширив территорию в четыре раза, — новшества обошлись в 100 миллионов долларов. Вход в Яд ва-Шем, разумеется, бесплатный.

— Здесь работают 700 человек — и сотрудники, и волонтёры, — рассказывает советник гендиректора Яд ва-Шема Таня Манусова. — Мы негосударственная структура. Да, правительство Израиля даёт деньги, однако две трети финансирования музея — пожертвования со всего мира. Задействован гигантский объём документов, не всё идёт гладко — нередки и сложности. Приведу пример.

Есть определение «праведника» — человека, спасшего еврея во время войны. Казалось бы, всё однозначно. Нет. Один священник с Украины встречал нацистов хлебом-солью, а потом прятал еврейских детей у себя в монастыре. И как к нему отнестись? Жители Дании переправили евреев своей страны на лодках в Швецию. Но те датчане, кто делал это за деньги, праведниками не считаются: корыстные мотивы жёстко исключены, добрые дела — только от сердца.

Сотрудник Яд ва-Шема Александр Позин водит меня по его территории. Тут есть простой и одновременно страшный памятник польскому учителю Янушу Корчаку, добровольно отправившемуся вместе с детьми из дома сирот в газовую камеру концлагеря Треблинка — чтобы его воспитанникам не было страшно.

И вагон для скота — теплушка для депортации евреев, застывшая в воздухе на рельсах, с надписью на боку — Deutsche Reichsbahn. И «Долина уничтоженных общин» — каменный лабиринт из 107 стен с высеченными названиями мест Европы, где были истреблены местные евреи. Работа Александра состоит из записи интервью с выжившими узниками концлагерей. Их всё меньше, но они помнят события отлично — ужас нельзя забыть. Я хожу и думаю: почему у нас нет своего такого музея? Чтобы и дети, и студенты, и иностранные туристы увидели своими глазами — что именно пришлось пережить нашему народу.

Уж тогда с трибуны бундестага российский школьник вряд ли назовёт солдат вермахта в Сталинграде невинными жертвами. Ведь внутри окружённой армии Паулюса работали лагеря для советских военнопленных Дулаг-205 и Госпитомник, где 20 тысяч наших солдат и офицеров уморили голодом. Кто о них знает? Да никто! Точно так же стёрлась из всеобщей памяти судьба населения Харькова: за два года немецкой оккупации оно уменьшилось на 600 тысяч человек.

Думается, в таком случае на одном из телеканалов не обсуждали бы всерьёз тему: а может, стоило сдать Ленинград вермахту? Не спорю, в России есть множество маленьких музеев на тему войны, но, увы, они незаметны. А огромного, как тот же Яд ва-Шем, посвящённого 27 миллионам погибших, до сих пор нет. Хотя именно такой музей гарантирует, что преступления Третьего рейха не забудут: в Израиле используют любую возможность получить свидетельства зверств нацистов.

— Я с трудом достучался до архивов Министерства обороны СССР, — вспоминает Ицхак Арад, директор Яд ва-Шема в 1972—1993 гг. — А ведь там содержались важные, «дотошные» документы о расстрелах немцами евреев в Киеве, Минске, Вильнюсе. Приходилось сидеть, выпивать, объяснять — к счастью, я неплохо говорю по-русски. И в результате я получил важные бумаги. Нельзя считать, мол, убийства были давно и доказывать тут ничего не следует. Только потому и помнят Холокост, что мы стараемся поддерживать память всеми методами и не прекращаем работу никогда.

Экскурсовод Алла Пастернак ведёт меня в главное помещение музея. Комплекс как бы завис на скале, будто угрожая рухнуть в пространство. Чёрно-белые видеозаписи, речи Гитлера о евреях, флаги со свастикой, нарастающий рёв толпы, вскинувшей руки: «Хайль, хайль, хайль!» Антисемитские плакаты Геббельса, изображающие евреев мерзкими чудовищами (были такие и про русских), брусчатка, привезённая из Варшавского гетто: те самые камни, которые еврейские повстанцы, выворачивая из мостовой, весной 43-го кидали в эсэсовцев. Провал в пучину зла, ты не имеешь шанса выплыть назад — кругом лишь кровь и смерть. Помнят не только жертв, но и палачей. «Вот список охранников концлагеря Треблинка — 30 немцев и 100 украинцев, — говорит Алла. — У нас нет политкорректности, мы говорим правду. И так тут было всегда».

На полу в зале Памяти высечены названия 22 концлагерей СС. В центре горит вечный огонь, рядом с ним плита — под ней покоится пепел узников, включая детей. «Как можно было их убивать?! — плачет женщина из США. — Дети — это же ангелы». Её спутники молчат, по лицам катятся слёзы. «В еврейской традиции есть день поминовения: потомки чтят память умерших предков, — вздыхает советник гендиректора Таня Манусова. — Однако зачастую в Холокосте погибали целые семьи, не выжил ни один родственник. В подобных случаях мёртвых поминают сотрудники музея, это входит в наши обязанности».

Я выхожу из Яд ва-Шема с грустными мыслями. Ежегодно музей Холокоста в Иерусалиме посещают миллион человек. Я уверен — они никогда в своей жизни не забудут это место. Израильтяне — молодцы, поскольку не позволяют миру забыть о своих погибших. В очередную годовщину 22 июня 1941 г. понимаешь — нам тоже необходим такой музей. Чтобы каждый раз на фразу «почему вы так отмечаете вашу победу?» показывать концлагеря с мёртвыми пленными, голодных жителей Ленинграда, сброшенные в Днепр тела детей из Таганрога. Иначе про наши 27 миллионов жертв на Западе продолжат говорить: «Сколько? Этого же не может быть!».

Автор: Zотов

А иногда хочется быть интеллигентной дамой. Сшить длинное черное платье. Купить черную водолазку, про которую Татьяна Толстая сказала, что их носят те, кто внутренне свободен. Если курить, то непременно с мундштуком, и чтоб это не выглядело нелепо.
Иногда подходить к шкафу, снимать с полки словарь, чтоб только УТОЧНИТЬ слово. Говорить в трубку: «Мне надо закончить статью, сегодня звонил редактор». Рассуждать об умном на фуршетах, а на груди и в ушах чтоб — старинное серебро с розовыми кораллами или бирюзой.
Чтоб в дальнем кабинете, по коридору налево, сидел за компьютером муж-ученый, любовь с которым продолжалась бы вечно.
Чтоб все говорили: «Высокие отношения». Чтоб, положив книжку на прикроватный столик, перед тем как выключить свет в спальне, он замечал: «Дорогая, ты выглядишь бледной, сходи завтра к профессору Мурмуленскому. Непременно».
А иногда хочется быть такой своей для всех в доску.
С короткой стрижкой. И красить волосы, губы и ногти оранжевым.
И ходить в больших зеленых ботинках, с индийской сумкой-торбой, с наушниками в ушах, с веревочками на запястье.
Все время везде опаздывать, вопить в курилке: «Я такую кофейню открыла!.. Вы пробовали холотропное дыхание? — отвал башки!».
И чтоб аж дым из ушей. Захлебываться от впечатлений. Не успевать спать. Собираться на Гоа в феврале. Сидеть в офисе за «маком». Вокруг чтоб все увешано разноцветными стикерами с напоминаниями: «придумать подарок Машке», «напомнить Витьке про ужин в среду», «купить новые лыжи».
На рабочем столе чтоб фотографии детей в бассейне и в океане, портреты собаки лабрадор (почившей) и бородатого мужчины в странной желтой шапочке.

Быть всю жизнь замужем за одноклассником, который за двадцать лет, представьте, так и не выкинул ни одного фортеля. Да еще и мирится со всеми этими друзьями, вечеринками, транжирством и немытой посудой. «Ты заедешь за мной в восемь?» — «Конечно, зая». А иногда хочется побриться на лыску и повязать платочек. Вымыться в бане хозяйственным мылом, но пахнуть какими-нибудь травками, полынью там или мятой. Научиться молиться, читать жития святых, соблюдать посты.
Назвать сына Серафимом, подставлять, хотя бы мысленно, другую щеку. «Ты этого хотел. Так. Аллилуйя. Я руку, бьющую меня, — целую». Излучать доброжелательность и чтоб ненатужно так сиять от внутренней гармонии.
Принести из церкви святую воду в баллоне, поставить ее в холодильник. И когда муторно на душе, умываться ею. И советовать мамашам, что если у ребенка температура, достаточно просто сбрызнуть. И чтоб это действительно помогало.
А еще ужасно хочется пойти в официантки. Купить накладные ресницы и полное собрание сочинений Дарьи Донцовой. Научиться ходить на каблуках, флиртовать с посетителями, чтоб они больше оставляли на чай, говорить: «А вот попробуйте еще «карпаччо», уж очень оно у нас замечательное».
Ходить в кино, копить на машину. Бросить бармена, закрутить с поваром-итальянцем. Висеть на доске почета как работник, раскрутивший максимальное число лохов на дорогое французское вино, которое они сроду не отличат от крымского. Пить сколько хочешь горячего шоколада из кофе-машины. И уже разлюбить греческий салат.
А что мы имеем на деле? Пока только черную водолазку.

© Полина Санаева

И то, что муж завтракает через силу — это проблемы мужа, ведь он в любое время может попросить свою маму не лезть ко мне со своими поучениями на счёт завтрака. А раз его всё устраивает — зачем мне раздувать конфликт.
Единственное, что я готова отстаивать несмотря ни на что — воспитание дочки. О чём свекрови было сообщено ещё во время моей беременности. Как ни странно, свои порывы покритиковать меня как мать, свекровь сдерживает. Зато во всём остальном она расходится не на шутку.
За 4 месяца жизни под одной крышей свекровь допекла меня до такой степени, что я начала задумываться о переезде к родителям на то время, пока Тамара Иосифовна находится в нашем доме. Я и намёками к ней, и в открытую спрашивала, когда она уже к себе вернётся, в ответ я слышала:
— Ой, не знаю насколько всё затянется. Цвет в каталоге был один, а покрасили — совсем другой, мне не нравится. Переделают — я съеду от вас.
— Они так криво положили плитку, пьяные, наверно, были. Уволила их, вот, других рабочих найду, они всё доделают и я съеду.
— Представляешь, унитаз ещё не привезли. Привезут — я сразу съеду. А то как я там, без унитаза?
И таких отговорок было много.
Однажды свекровь мне заявила:
— Ты даже не представляешь, как тебе со мной повезло. А знаешь, какая у меня свекровь? Мегера, каких свет не видывал. До сих пор её побаиваюсь, хоть и не девочка уже давно. Изводила меня, как могла. Издевалась, как хотела — никто ей был не указ. Брр, как вспомню, аж потряхивает.
Сама того не подозревая, свекровь подкинула мне отличную мысль: у кого есть управа на свекровь? Правильно, у свекрови.
Я, не долго думая, позвонила и пригласила к нам в гости на недельку бабушку мужа — свекровь моей свекровки. Вот только предупредить о гостье мужа и его маму я совсем запамятовала.
Утро, муж на работе. Моя любимая свекровь в очередной раз льёт мне в уши советы по обхаживанию её драгоценного сыночка. Звонок в дверь. Тамара Иосифовна, прищурившись, спрашивает:
— Ну, и кого ты ждёшь? Кто к тебе ходит, пока муж на работе? Ты — мужняя жена, помни об этом!
Свекровь двинулась открывать дверь, радостно потирая ручки в предвкушении стоящего за дверью мужчины. Открыла она со словами:
— Ну, и кто тут у нас к замужним женщинам ходит?
— О, Тамарка! 5 минут назад о тебе думала: мимо помойки шла — сразу про тебя вспомнила. Ну, чего смотришь? Пошли, чай мне сделаешь. Я тортик принесла. Только тебе не дам — вредно. Хотя, твоей фигуре уже ничто не поможет, так и быть — угощу кусочком. — лицо бабушки мужа аж светилось от удовольствия, она не видела свою невестку уже несколько лет.
И — вот совпадение — в тот же день ремонт дома у Тамары Иосифовны закончился. Она спешно собрала вещи, попрощалась и отбыла восвояси.
— Спасибо, большое Вам спасибо, что приехали! — со всей горячностью я благодарила бабушку мужа.
— Я Вам сейчас бельё поменяю, в гостиной расположитесь.
— Нет, нет, я не останусь. Я же знаю, зачем ты меня позвала — Тамарка тебя достала. Я своё дело сделала, давай, пои меня чаем, да поеду я. Если что — обращайся! — лукаво улыбнулась мне бабушка моего мужа.
В будущее я теперь смотрю с оптимизмом — предстоящие визиты свекрови меня больше не пугают и не приводят в ужас. Ведь у меня есть важный стратегический союзник — свекровь моей свекрови."

Тамара Ужахова

Комаров ещё создал! вот основная масса вопросов к нему у меня по этому поводу. Зачем комаров, Господи?! И соседей с магнитофоном создал и Михаила Круга. Создал магазины подальше и речку холодную с дном илистым.
И сказал он: Глупые смертные, эти резиновые тапки нужны вам! И то что порвалось из шмоток - сохраните! И началось! 66 отсыревших телогреек создал и сказал ни в коем случае не выкидывать, потому что апокалипсис я вам обеспечу, а у вас телогреек нет! И всю вагонку от старого дома сохраните, потому что вон уже всемирный потоп начался, а ковчег вы из чего строить будете? И банки! Банки стеклянные всех размеров никому не отдавайте! Каждой твари по паре в эти банки посадите и вся красная книга в них влезет. У соседей ещё всякие старые двери да брёвна заберите, ковчег побольше запилите, чтоб все банки с тварями влезли. И ненужные палки для штор прихватите - грести ими будете. Старые сковороды тефалевские с облезшим тефлоном к тем палкам привяжете и погребёте. Детские ванночки вместо шлюпок берите, все ванночки за 7 поколений накопившиеся, не для засолки огурцов я их создал.
А пока парник поставьте. Лучше три. Бог любит троицу. Кучу покрышек автомобильных с вывалившимися шипами тоже он создал. Ну как майдан, а в вашем сарае ни одной лишней покрышки?!
Ещё создал он коллекцию старых купальников, которыми нужно отпугивать нежданных помощников в строительстве. Они такие - "Хазяйкяяяя!" И ты такая из-за куста крыжовника в этом купальнике и с ногами как крыжовник колючими - "Чииивооо?!" И они сразу поймут, что тут им денег никто не даст.
А в качестве знамения создал он помойную машину. Как она в городе под окна открытые в 6 утра приедет, да как давай там реветь и вонять, вот тут чтоб сразу на дачу захотелось.