Эта мысль пригвождает, конечно — обнимаешь жену, которая уже даже не в истерике, стадия истерики закончилась несколько дней назад, а теперь уже полное, абсолютное опустошение, мёртвенное бесчувствие, всё выжато напрочь, не осталось уже вообще никаких эмоций, несколько дней живёшь, как просто оболочка, внутри нет ничего, только пустота, жизнь твоя сломана в очередной раз и в очередной раз надо начинать все сначала, непонятно где, совершенно не понятно как, ты не знаешь, сколько проживёшь, не знаешь, сколько месяцев, лет тебе ходить с охраной, не знаешь, когда тебе можно будет хотя бы просто жить с незадёрнутыми шторами и подходить к окнам, а твоей дочери просто играть на улице с другими детьми.

Всё, что было, отчёркнуто чертой, отрезано напрочь, и ничего уже не важно, ничего уже не имеет значения. Тебя с семьёй сажают в тонированный минивэн, везут на одну конспиративную квартиру, потом перевозят на вторую, на третью.

Корвалол и валерьянка уже не берут, и вы пьёте их горстями, сделав ближайшей аптеке годовую выручку, а потом тебя начинает отпускать, и возвращаются чувства, и руки начинает трясти так, что хоть отбойным молотком работай.

А потом проходит и это, и ты впервые за несколько дней уже не хочешь блевать и даже можешь что-то запихнуть в себя из еды, и жена твоя тоже уже может поесть, и вы сидите и что-то клюёте, какие-то крошки, чисто механически, а потом отходняк проходит и ты уже можешь улыбаться, и вот, наконец, почти ожив, ты открываешь Фейсбук и читаешь, как Сережа, или Саша, или Маша грозят пальчиком, надувают щёки, с умным видом учат тебя морали и размазывают с говном», — написал он на своей странице в соцсети, добавив, что критики не представляют, «через какой ад мне пришлось протащить своих близких, и не дай бог вам это представить и пережить», — написал он на своей странице в соцсети.

В завершение своего эмоционального повествования Бабченко в своем «фирменном» стиле привычно попросил у читателей помочь ему с финансами и опубликовал номера яндекс-кошелька и банковских карт.